Наблюдатель. В поисках силы

Он делал свою работу, как высокоточный запрограммированный станок, купленный за несколько миллионов долларов на последней выставке достижений японской роботостроительной промышленности – точно, быстро и без ошибок. А что вы хотели? Десять с лишним лет выполнять одни и те же операции. Наверное, даже мартышки смогли бы делать нечто подобное после стольких лет монотонных и не требующих особых размышлений действий. Но этот дядя считал себя профи. И если какой-нибудь новобранец допускал в своей работе незначительную погрешность, Иван Антонович не упускал возможности высказать свое негодование по этому поводу. Негодование выражалось всегда одной и той же фразой, сформулированной в виде вопроса, откуда у новобранца выросли руки.

Новобранцы реагировали на это по-разному. Кто краснел и старался делать все идеально и быстро, равняясь на авторитетного наставника; кто просто кивал головой, пытаясь изобразить из себя прилежного ученика, и одновременно в мыслях посылал достопочтенного гуру в то самое предполагаемое место, откуда иногда растут руки, а то и дальше. Были даже такие, которые, не выдержав столь частых уроков по строению человеческого тела, теми самыми руками после смены били Антону Ивановичу лицо. Естественно, такие не задерживались на предприятии. А Иван Антонович, отлежавшись несколько дней на больничном, пока сходили синяки, словно ничего и не было продолжал гнуть свою линию.

Работа, а точнее его рабочее место и выполняемые им функции на этом рабочем месте были для Антона Ивановича не то чтобы главным приоритетом в его жизни, но выше любого приоритета. Это было ВСЁ, чем он жил около девяти часов в сутки пять раз в неделю на протяжении последних более десяти лет. Никаких других тем он не любил и не поддерживал никаких разговоров, если они не касались производственного процесса.

Это был фанат слесарно-сборочного дела. Самоотверженный пахарь и преданный своему делу и предприятию специалист. Высокомерно выпуская клубы табачного дыма на перекурах и, слушая всевозможные разговоры своих коллег по работе, Иван Антонович только ухмылялся, мол, о чем вы тут говорите, недоделки.

«Недоделки» меж тем приходили и уходили, не оставляя после себя никаких следов в истории предприятия, кроме забытых стоптанных туфлей, порванных джинсов и заношенных свитеров. Они понимали, что им никогда не достичь уровня профессионализма Антона Ивановича, да и зачем? Все, что они могут здесь достичь и максимум, кем они могут здесь стать – это таким же слесарем-сборщиком шестого разряда с гордо висящей фотографией на доске почета. Да и то все это вырисовывалось в сомнительных тонах. Пока Иван Антонович на своем рабочем месте, никто и в подметки ему не годился. Такая перспектива заставляла искать остальных более теплое место под солнцем.

Руководство его ценило, советовалось и временами подкидывало премии. Некоторые начальники даже побаивались его за крепкое словцо, которое он мог высказать им прямо в лицо. Но все это были моменты, которые касались непосредственно производства. В остальном он был покладист и иногда даже нем, как рыба.

Дома он был суров и примерен. А когда приносил аванс или зарплату, то с гордо поднятой головой небрежно бросал конверт с деньгами на стол, мол, вот он я – ваш кормилец и ценный работник. Ценность заключалась в двух-трех купюрах, добавленных свыше реально заработанной получки.

И что же дальше?

В принципе Антона Ивановича все устраивало в его профессиональной деятельности. Но в один прекрасный солнечный день предприятие закрылось и затем ликвидировалось. Скажем, что все это случилось не за один день, а этому предшествовала целая череда событий, тревожных новостей и беспокойных разговоров на протяжении около полугода. Но Иван Антонович, как настоящий самурай, ждал до последнего, ждал именно того прекрасного солнечного дня, когда была поставлена большая жирная точка в истории предприятия и он остался не у дел.

Конечно же, он расстроился. Не просто расстроился, а запил. Разочарованный в руководстве завода и проклиная их, на чем свет стоит, из-за того, что они оставили его без любимой работы и куска хлеба, он называл их предателями, сволочами и ворюгами, приукрашивая все это нелитературными эпитетами.

За плечами было пятьдесят два прожитых на планете Земля года, отточенные до автоматизма навыки конкретных операций, которые теперь стали непригодны и трудовая книжка, как биография.

Но самым страшным для Ивана Антоновича и в то же время, открывающим ему глаза на реальность было то, что его вера в непоколебимую стабильность наконец-то дала трещину. Сначала он испугался и увидел, как все его законы и принципы рушатся, как карточный домик. Затем на смену испугу пришла истерика и судорожные попытки найти такое же или похожее на прошлое место работы. Но ничего подобного на горизонте не наблюдалось.

И вот наконец-то Антон Иванович занялся самокопанием. Расписывая лист тетрадки с годами своей трудовой биографии, он анализировал, где были поворотные моменты в его жизни, и как бы могла она сложиться, выбрав он другие ориентиры.