— Послушайте меня, — стал я дожимать его. — Вы сделали ложные заявления офицеру полиции. Это уголовное преступление. Но если сейчас все нам расскажете… прямо сейчас… то исправите свое положение. Вы не совершили никакого преступления. И когда мы уйдем, вам уже ничто не будет угрожать.
Профессор широко улыбнулся, коротко рассмеялся и закашлялся. Затем поднялся со своего места и стал ходить возле стола.
— Вы обвиняете меня в том, что случилось с теми девушками. — Он посмотрел в мою сторону. — Я вижу это. И все так думают. Я проводил у них семинары, рассказывал о том, как средства массовой информации унижают женщин, а потом вдруг мои фотографии неожиданно появляются рядом со статьями об убийстве женщин. Человек, пытавшийся остановить насилие, теперь известен во всем округе, во всей научной среде как некий тип, который поощрял жестокость.
Он сердито всплеснул руками. Его глаза пылали гневом.
— Теперь кто-то решил все повторить, и снова виноват я.
Теперь, когда я сам выступаю на стороне защиты, я могу понять его позицию, которую не воспринимал, работая обвинителем. Он прав. В какой-то степени я действительно обвинял его. И так поступали все. Он читал свои лекции чудовищу, которое убило шесть женщин.
— Мы ждем, — пробормотал я.
Олбани сделал паузу, два раза тяжело вздохнул, вытер лицо и глубокомысленно покачал головой.
— Я сказал, что не имею понятия, о чем она говорит, — спокойно проговорил он. — Кэсси мучили демоны. Но мне не было известно, что это за демоны. На первый взгляд казалось, у нее есть все. Но ей не удавалось справиться с переживаниями. Она могла стать самой популярной девушкой в университетском городке, а случилось так, что Элли оказалась ее единственной подругой. Да, я был с ней немного знаком. Я часто общаюсь со студентами вне занятий. Но я не знал всех подробностей.
У Столетти хватило ума позволить ему договорить. Она молчала, пока не поняла, что Олбани закончил. По крайней мере на тот момент. Однако я видел, что он сказал не все, хотя и не мог понять, о чем он пытается умолчать. У нас не было черновиков интервью Эвелин Пенри с профессором Олбани или с кем-либо еще. Мы пребывали в полнейшем неведении. Но нечто во взгляде профессора заставило меня продолжить расспросы.
— Хотелось бы услышать подробности, — решился я попытать счастье.
— Я же сказал, не знаю никаких подробностей. — Он с мольбой всплеснул руками. — Я не знаю, была ли она беременной, и уж тем более не знаю, делала ли аборт.
— Продолжайте, — настойчиво произнес я.
Я научился контролировать эмоции. Я должен сосредоточиться на Олбани, а не на Столетти или своих переживаниях. Столетти держала в руках блокнот и с невозмутимым видом делала какие-то пометки.
Беременность? Аборт?
Кэсси Бентли?
Я почувствовал, что в груди у меня все горит. Для меня это стало настоящей сенсацией.
Теперь профессор выглядел совершенно разбитым. Он покачал головой. Ему больше нечего было нам сказать, и я поверил.
— Кто сказал об этом Эвелин? — осведомился я. — Почему она начала задавать вам эти вопросы?
— Я не имею представления. Она репортер. Думаю, даже если бы я спросил ее об этом, она все равно ничего не сказала бы.
Весьма убедительный ответ. Мне Эвелин ничего об этом не говорила. Но на самом деле я даже не дал ей такой возможности.
— У Кэсси был молодой человек? — спросил я, почувствовав легкий спазм в желудке. Я задал вопрос, на который заранее знал ответ.
Ходили слухи, что она имела нетрадиционную сексуальную ориентацию. Однако детали ее личной жизни не представляли для следствия особого значения, ведь ее дело не рассматривалось на процессе.
— Я не знаю, — ответил Олбани.
Столетти посмотрела на меня, и я пожал плечами. Она протянула ему свою визитную карточку и произнесла стандартную фразу:
— Если вспомните еще что-то, обязательно сообщите нам.
Я вышел первым, прошел через коридор, спустился по лестнице и покинул здание, до конца не осознавая, где именно нахожусь.
Однако я хорошо понимал, куда мне нужно пойти. Я позвонил Шелли по мобильному телефону.
— Что ты делаешь сегодня днем? — спросил я.
Глава двадцать восьмая
Назад мы со Столетти ехали молча. Она с самого начала не испытывала ко мне особой симпатии, а после того как узнала, что я адвокат Гарланда Бентли, температура наших отношений упала еще ниже. Подобное молчание казалось немного странным — мы оба были потрясены известием о том, что Кэсси, возможно, была беременна и сделала аборт. Это же настоящая бомба, а Столетти обращалась со мной как с пассажиром такси. Я чувствовал, что политика открытых дверей, которой я старался придерживаться, постепенно превращается в игру в одни ворота.
После того как она высадила меня возле полицейского участка, я направился к своему автомобилю. Я позвонил по мобильному в справочную и сказал, что мне нужен номер одного человека с Лейк-Корси. По словам Гарланда, там, возможно, проживала его племянница.
— Меня интересует Гвендолин Лейк, — сказал я.