Наблюдатель

Очнувшись, я сразу поднес к лицу руку. Все нормально, даже мизинец на месте. Тьфу, да это же правая кисть. А левая? Мороз побежал у меня по коже и постепенно перешел в крупную дрожь. На левой руке не хватало уже двух пальцев. На то, что осталось от безымянного, поверх бинта была надета аккуратная сеточка. Боли, правда, не чувствовалось вообще никакой, лишь отрезанный вчера мизинец сильно чесался.

15

За неделю я исписал почти тридцать пять страниц обрывочных воспоминаний. Приводить их пока не вижу смысла – литератор из меня, увы, не очень хороший. Да и однообразно все получилось, до жути однообразно. Учительница, мама, дядя Вася, который на улице толк нул… Что самое скверное – листы бумаги никто не трогал, пачка так и оставалась лежать на столе. Каждое утро я пробовал не пить воды, некоторое время это удавалось, потом пил, падал в обморок, просыпался – и смотрел на очередной отрезанный палец. Чуть позже, взяв себя в руки, я продержался без жидкости два дня, потом понял, что, скорее всего, сдохну, и никто на данный факт даже внимания не обратит. Я снова пошел к раковине, упал и лишился последнего – большого – пальца на левой руке.

– Что дальше? Возьмутся за правую руку? Но чем тогда я буду писать?

Вконец обессилев от нервных потрясений и безысходности, я забрался на кровать и рухнул – так, что левая рука сильно черканула по полу. Ожидая почувствовать боль, я сжался, но она не пришла. Только… Бинт с отрезанного мизинца соскочил и улетел далеко в угол. Я осторожно взглянул на руку, ожидая увидеть там… Ну, не знаю, или кровавый рубец, или какую-то засохшую корочку. Но только не это…

На месте мизинца у меня торчал блестящий металлический конус, который, казалось, врос в тело. Я осторожно потрогал его в надежде, что это какое-то новое лекарство для заживления ран. Ан нет, попытка выдрать железку ни к чему не привела. На месте стыка конуса с кожей багровели тонкие, почти уже зажившие царапины, словно его вкрутили внутрь. Конец этой штуки был срезан и имел очень маленькое, почти игольное отверстие. Обливаясь потом, я начал распутывать другие бинты и снимать сеточки. Через пять минут моему взору открылось совсем гадкое зрелище. Все пальцы на левой руке оказались удалены так, что от них остались только первые фаланги. Эти фаланги заканчивались небольшими металлическими конусами, словно кто-то одел на обрубки острые наперстки. Только это явно было не так – стальные части вкручены прямо в мясо и как следует срослись с ним. На мизинце и безымянном, например, царапины от «вкручивания» были совсем темные, зажившие, а на большом пальце они алели и пульсировали. Никакой боли не чувствовалось. Если я пробовал вытащить инородный предмет, возникало тянущее ощущение, как если попытаться раскачивать себе здоровый зуб. Царапины, кстати говоря, здорово чесались.

Я подошел к выходу из комнаты. Почему-то теперь ярость совсем прошла, и осталась только ровная, спокойная злоба. Осторожно взялся за нишу внизу правой рукой и попробовал снять дверь с петель – ручки на ней ведь не было. Дверь скрипнула и немного сдвинулась. Это представлялось очень странным – раньше я колотил по преграде со всей силы без какого бы то ни было эффекта. Я вновь взялся за дверь, теперь уже двумя руками. В голове пронеслась мысль: «Ну, может, хоть какая-то железяка оторвется». Теперь я смог заметно увеличить люфт, но это все равно ни к чему не приводило. Устав, я облокотился на дверь и чуть не упал – она оказалась не заперта и приоткрылась! То, что я принял за люфт, были подвижки из-за открытого замка!

Я схватил «Молескин» и вышел в коридор. Сердце забилось сильнее. Оружие, найти какое-нибудь оружие, хотя бы ножку от стула… Но ничего на эту роль не подходило. Длинное помещение было абсолютно пустым, и я пошел по нему вперед. Иногда слева и справа мне попадались закрытые двери с проемом внизу – металлические, выкрашенные в болотный цвет, они навевали тоску. Заглядывать под них совсем не хотелось. Наконец, впереди показался старый стол советского образца. На нем высилась тусклая настольная лампа и лежала пара больших коробок с картонными папками. Рядом стоял покосившийся стул. Я подошел ближе и начал изучать содержимое коробок. Это были стандартные «Дела» с указанием ФИО… заключенного (?). Довольно быстро я нашел свое досье и открыл его. Там лежал всего один лист со следующим текстом, который я бегло прочел.

Ученик – Майкл Холмогоров.

Родился – 20 декабря 1976 года.

Рост – 182 сантиметра.

Вес – 75,5 килограммов.

Семейное положение – холост.

Вредные привычки – нет.

Хронические заболевания – пищевая аллергия (шоколад во всех видах).

Толерантен к большинству видов наркотиков – сделайте тесты перед подбором средства!

Фобии – собаки.