Читаем Набег полностью

Клацая когтями, медведь вразвалочку пошел на болотницу.

Шулига перестала визжать.

Зверь ускорил шаги. Ему оставалось до Айши несколько локтей, не больше. Сокращая путь, он подобрался, готовясь к прыжку. Черные глаза блеснули в солнечном свете. Что-то тонко свистнуло, из малинника позади зверя вылетел короткий метательный топор. Раскрутился в воздухе, впился лезвием в шкуру на холке. Медведь взревел, встряхнулся, разворачиваясь к новому врагу. Топор выскользнул из неглубокой раны. Одним ударом мохнатая лапа вдавила его в землю.

— Давай, иди сюда, — выступив из малинника, Харек встал перед медведем. Его руки были пусты, единственное оружие лишь царапнуло зверюгу. Однако желтоглазый не собирался отступать.

Медведь зарычал. Харек оскалился и тоже зарычал.

Медведь шагнул к урманину. Харек тоже сделал шаг ему навстречу.

Подобного зверь не ожидал. Остановился, засопел, принюхиваясь, а затем, неожиданно сорвавшись с места, косыми прыжками пошел на врага. Харек расхохотался, присел, развел руки, готовясь к последней битве…

— Все, хватит! — вдруг зазвенело над головой Айши.

Кричала Шулига. Забыв о страхе и подвернутой ноге, она перескочила через стоящую на коленях болотницу и очутилась прямо позади взбешенного зверя, — низенькая, коренастая, похожая на древесный обрубок, обряженный в женскую одежку. В обеих руках Шулига стискивала увесистую корягу. Ободритка держала корягу наперевес, растопыренными сучьями вверх.

— Тебе что сказано, тварь?! — догнав зверя, заорала она. Взмахнула корягой, огрела медведя по рыхлому заду. — Пошел прочь! Прочь!

Медведь оглянулся. Размахнувшись еще раз, Кулига саданула корягой по большой звериной морде, рассекла острым сучком губу зверя, с нее закапала кровь.

— Так тебе! — дурным голосом сообщила медведю Шулига и, ловко перехватив корягу, другим концом ткнула зверя прямо в нос.

Медведь тонко и жалобно взвизгнул, мазнул по носу передней лапой, осел на задние.

— Ишь, удумал, мужика моего хватать! Прочь, рожа ненасытная!

Коряга вновь взметнулась вверх и опять опустилась на влажный черный нос. Зверь заскулил, попятился.

Пользуясь растерянностью медведя, Харек подхватил с земли топор. Метать оружие Волку не понадобилось, — заметив рядом с разошедшейся бабой нового противника, зверь резко развернулся и, поджав короткий хвост, длинными прыжками помчался прочь. Вломившись в спасительные заросли малинника, он совсем по-собачьи обиженно тявкнул…

На всякий случай Харек сделал несколько шагов за ним, радостно вопя и потрясая топором. Шулига отбросила корягу прочь, отряхнула ладошки, повернулась к Айше. Лицо ободритки было красным, платок сполз с ее головы, в гладко забранных в косу русых волосах застряла ссыпавшаяся с коряги труха. Несколько волосков прилипли к потному лбу бабы, на щеке виднелась темная полоска грязи. Закатанные до локтей рукава широкой рубахи открывали пухлые розовые предплечья. «Будто стирать собралась, — мелькнуло у Айши в голове. — Иль корову на выпас…»

— Вот тварь упрямая! Гонишь его, гонишь, а он будто глухой! — подойдя к болотнице, раздосадованно сказала Шулига. У нее тряслись руки и губы, голос срывался на писк, плечи нервно подергивались, словно под одеждой ползала мокрица. Краска медленно сползала с шеи и щек ободритки, оставляя на них некрасивые красно-белые пятна.

Сзади к ней подошел Харек. Сунул топор за пояс, положил руку на округлое бабье плечо, ласково стиснул. Шулига быстро обернулась, сглотнула, стиснула пальцы в кулаки, стараясь унять дрожь. Снизу вверх посмотрела на урманина. Голос ободритки зазвучал мягче, стал по-бабьи заботливым:

— Ты-то как? Целый?

Берсерк улыбнулся. Шулига потянулась к нему, подняла руку, провела кончиками пальцев по щеке:

— Ты не бойся, я тебя всяким тварям не отдам. Пусть и не мечтают…

Невольно Айша хмыкнула и тотчас умолкла под грозным взглядом Харека.

Большой ладонью Волк поймал пухлую руку Шулиги, прижал к своей щеке.

— Я знаю, — сказал он. — Знаю…

Прежде чем двинуться дальше, они решили передохнуть. Харек выбрал ровное местечко у сухой ольхи, сел, положил на колени топор. Привалившись затылком к стволу, закрыл глаза. Шулига пристроилась у него под боком. Согнула ноги, задрала подол юбки, принялась стаскивать правый сапог.

— Помочь? — глядя на ее сморщенное от боли лицо, спросила Айша.

Шулига отрицательно помотала головой. Охнув, рывком сдернула обувку, размотала тряпицу, погладила пальцами синюю отекшую лодыжку:

- Подвернула, чтоб ее… Поморанки бы приложить… или капусты…

Ободритка знала толк в травах: поморанка могла за полдня унять боль, а капустный лист, оставленный на ночь, хорошо снимал отек. Однако под рукой ни того, ни другого не было.

Айша присела на корточки, предложила:

— Хочешь — заговорю?

— Ты-то? — усмехнулась Шулига. Покачала головой, начала вновь обматывать ногу тряпицей. — Да что ты умеешь, ведьма хренова? Вон, даже медведя отогнать не смогла…

— Это был не простой медведь, — вспомнив холодный взгляд зверя, возразила Айша.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза