Набег

— Тогда ты очень смелый человек, — признал Ха-рек. — Будь ты воином, я бы взял тебя в свой хирд.

Ночью Сигурд вновь не мог заснуть. Лежал, уста-вившись в потолок, слушал привычное сопение домо-чадцев, стук дождя по крыше и думал. Он думал не о женщине с рысьими глазами, танцующей под дож-дем, и не о красивой княжне, полюбившей морско-го ярла, и не о мертвом колдуне, над которым нынче возвышался памятный камень, — Сигурд размышлял о себе.

Когда-то давно, когда он был молод, а его отец еще ходил в походы за море, Сигурд мечтал о великой во-инской славе. Тихо выскальзывая из дома лунными ночами, он ходил на берег моря и слушал, как шеп-чутся меж собой непоседливые дочери Ньерда. А по-том снимал одежду и бросался в их ласковые объятия, чувствуя прохладные пальцы на своей коже. Он меч-тал, что когда-нибудь в жаркой битве, после удара чу-жого меча, он очутится в их чертогах, и представлял, как впервые увидит морских великанш, расскажет о дальних странах и громких битвах, которые ему довелось повидать. Он хотел стать ближе к дочерям моря, понять, о чем они поют, о чем перекликаются, на что сердятся. Он грезил о далеких берегах, ни разу не виденных, но, несомненно, прекрасных, о дракка-рах, летящих по спине моря, о подвигах, свершаемых ради славы и богатства.

Но мечты и надежды, царствуя ночью, с рассветом таяли, а днем его ждали обычные для усадебной жиз-ни дела — рассуживание ссор меж родней, заготовка сена, охота, сбор урожая. И песни дочерей Ньерда ис-чезали за хлопотами. Отцу не на кого было оставить усадьбу — мать Сигурда умерла, а другая женщина так и не вошла в их дом, поэтому за делами пригля-дывал сам Сигурд. Он еще на что-то надеялся, когда однажды осенью в положенный срок отец не вернул-ся из похода. Корабли, пришедшие в Каупанг, привез-ли лишь обломок его меча. Хирдманны отца, те, кто еще не обзавелся семьей в усадьбе, нашли нового хо-зяина. Следующей весной они отправились в поход с другим хевдингом, а остальные осели на берегу, как и сам Сигурд.

Время плескалось неспешными волнами, все реже он выходил к морю, все реже разговаривал с дочерь-ми Ньерда, а потом и вовсе перестал мечтать о вели-ких походах и далеких землях. Кажется, это случи-лось, когда он впервые женился. Юхта была хоро-шей женой, домовитой, хозяйственной, доброй. Она не нравилась Сигурду, однако породниться с дочкой херсира Кнута было полезно, ведь Кнут был самым ближним соседом. Потом усадьба разрослась, и у Си-гурда появилась вторая жена — Гунна. Она оказалась мила и беззащитна, совсем как маленький ребенок. А на Снефрид бонд женился из-за глупой хмельной блажи. Однажды во время пира белолицая девушка, прислуживающая ему за столом, оглянулась Сигурду, и, не раздумывая, он разделил с ней ложе. Потом оказалось, что Снефрид — из хорошего рода, вот и пришлось назвать ее женой.

Три жены, большая усадьба, полная родичей и слуг, стада скота, крепкие торговые связи, — все бы-ло слишком хорошо, чтобы тосковать по ночным ку-паниям и детским мечтам. Но нынче на душе у бонда было тоскливо. Он ворочался с боку на бок, стараясь не разбудить спящую рядом Снефрид, вздыхал, под-совывал ладонь то под одну, то под другую щеку, но сон не шел. От множества людей в доме стоял тяже-лый запах, открытая дверь не впускала достаточно воздуха. Перевалившись через сонно причмокнувшую жену, Сигурд спустил ноги с лавки, сел, опершись локтями о колени, уронил лоб в ладони. Веки были тяжелыми, голова побаливала, зато пол приятно хо-лодил ступни. Тяжело вздохнув, бонд на ощупь оты-скал в изголовье постели смятый плащ, накинул его на плечи и пошел к дверям.

На дворе было свежо, дождь забарабанил по голо-ве и спине Сигурда крупными холодными каплями. Встряхнувшись, Сигурд двинулся к морю. Ему вдруг захотелось коснуться прежней, беззаботной детской жизни, услышать голос моря, поглядеть на корабли, посидеть на берегу, мечтая о чем-то несбыточном.

На сей раз бонд пошел прямо по дороге, переступая через лужи и стараясь выбирать места посуше. Дорога вильнула перед каменной грядой, окружившей торго-вую площадь и пристань Каупанга, поползла вдоль нее. Сигурд провел ладонью по влажным камням, улыбнул-ся. Этот жест вновь напомнил ему детство. Тогда он час-то гладил мокрые спины валунов, представляя, что каменная гряда вовсе и не гряда, а спящий дракон, а он сам — бесстрашный воин, ничуть не хуже Тора (Тор — бог, сын Одина, громовержец, покровитель и защит-ник среднего мира, то есть мира людей.), не боящийся разбудить чудище и вступить с ним в нерав-ную схватку. Теперь-то он знал, что драконов не быва-ет, а если они и есть, то живут где-нибудь далеко, в под-земных пещерах или на краю мира, где в яме сидит на цепи громадный Фернир ( Фернир — мифологическое чудовище, волк, который, со-гласно мифу, во время конца света должен освободиться от це-пей и проглотить солнце.) — пожиратель солнца.