Набег

— Никак гонец московский! Вот и выпал случай послужить короне вашей!

Инышка вонзил каблуки в конские бока и погнался вслед. На ходу рванул из-за пояса пистоль, вскинул словно играючи и выстрелил. Горьковатое облачко дыма. Конь с размаху рухнул мордой в жижу. Всадник, вывалившись из седла, свалился рядом. Из лошадиного уха ударил фонтан крови. Полужников подлетел с обнаженной саблей, ловко перегнулся, сверкнуло лезвие, и человек уже недвижим. Рука казака ловко вытащила из-за пазухи «убитого» конверт с воеводским сургучом.

— Точно гонец, пани! Я читать не горазд. Может, ты разберешь? — Он снова вскочил в седло и отъехал к Радзивил, которая едва успела сообразить, что произошло и находилась еще на приличном расстоянии.

— Как много крови! — Она поморщилась и отвернулась от кровавой картины.

— И то верно! Чуть отъедем отседова.

— Хм. Письмо можайского воеводы государю московскому Михаилу Федоровичу!

— Эт ничего себе! — Инышка присвистнул. — Чего ж пишет?

— А пишет, — Радзивил округлившимися глазами посмотрела на казака, — тут большой политик, Иннокентий!

— Если тайна какая, то не сказывай. Я человек не гордый. — Полужников делано отвернулся.

— Дела серьезные!

— Я хотел тебе тоже об одном деле рассказать. Да думаю, как случай подвернется, поведаю. Я подслушал-то чего нечаянно. Вроде Карача жив. Ранен токмо. Но уже сколь идет на поправку. А еще слышал, будто татары казанские хотят Москву поддержать противу поляка и пойдут-де на Киев.

— Так об этом и здесь написано! — Пани не отрывала взгляда от письма, перечитывая его вновь и вновь.

— Мудрено как-то!

— Что мудрено?

— Почему гонцы от казанцев к воеводе можайскому прибежали, а не к московскому царю напрямки?

— А вот тут, в письме, все объяснено. Гонец пришел с устным посланием. Так часто делают, чтобы избежать перехвата. Поскольку на Москве сейчас никого из военачальников нет, то послание передали Скрябе. Он тылы московские прикрывает. Понял?

— Понял, да с трудом?

— Учись думать, Иннокентий. Иначе будешь только сабелькой во поле играть, да так голову и сложишь. А можно попробовать большим человеком стать.

— Ты меня обучай, пани. Я до учебы-то шибко ловок бываю.

— Скряба ваш прикрывает тыл, потому гонец пришел к нему.

— Эт я понял.

— Далее воевода с одним гонцом посылает послание в письменном виде. С другим — в устном. Это для надежности. Вдруг кто-то не доскачет? Казанский гонец идти сам не может. Он не знает местности и где нужно опасаться разъездов противника. Теперь понял?

— Вот теперь, кажись, доходит. Ишь, всякой науке нужно обучаться по-сурьезному.

— Нам необходимо срочно доставить это письмо в польский штаб. Если казанцы ударят по Киеву, их поддержат казаки Сечи. Начнется страшная война. И тут уже не до Москвы. Смоленск мы и так отстояли. А на Москву сейчас нельзя.

— Нам бы на московские разъезды не напороться. Ваших сыскать за спиной московского воинства не просто будет.

— Я не думаю, что будет не просто. Но и легкой жизни тоже не жди.

— А Карача?

— Еще и Карача. — Радзивил прикусила нижнюю губу и сглотнула горький ком. — Джанибек не должен знать, что он жив. Пока крымский хан одержим местью, ни одна сила его не остановит. Что же так все не гладко выходит!

— Как поедем, пани? Основной дорогой нам нельзя. Заметят.

— Как ты предлагаешь?

— Думаю, надо свернуть на проселок. Отыскать хуторок или деревеньку и там вызнать, какие дорожки нехоженые есть до Смоленска. Места я здешние знаю не шибко. Но бывать приходилось. — Инышка впервые в жизни врал, но это ему на удивление самому себе давалось легко. — Пойдем чуть правее на Сежу. Есть у меня там где заночевать.

— Веди, витязь. Тут моя наука кончается.

* * *

Скряба просчитал все. И как нужно «освобождать» пани из застенка, и когда должен выскочить гонец, чтобы состоялся «перехват» послания, и вымерял да объяснил дорогу до одинокой хаты, в которой живут брат с сестрой Прудниковы. Он Силантий, она Прасковья. На самом деле Силантий опытный разведчик и стрелецкий сотник. Прасковья очень красива, глаз не отвести, дочь местного попа. И конечно, никакие не брат с сестрой. Только для версии, чтобы у Ядвиги не возникали подозрения: зачем здесь, в отдаленной от Можайска хате, бывает казак. Ясно же дело: к бабе повадился. Только одного не учел Иван Прокопич. Инышка никогда не испытывал близости с женщиной. И если вдруг получится с Радзивил связь, то она его быстро раскусит. Но тут уж Инышкина сообразительность не должна подвести.

Они съехали с большака на тропинку, которая замысловато петляла между деревьями. Солнце взошло, и золотые капли рассвета бусинами играли на блестящих, еще не отошедших от ночного заморозка ветвях. Было поразительно красиво, светло и чисто. Полужников удивился тому, как много еще снега в здешних лесах. У них с южной стороны уже почти весь потаял. По тропе совсем недавно прошла пара коней с ездоками, это было видно по глубоким следам от копыт.

— Недавно кто-то прошел! — Ядвига обратила внимание на следы.

— Оно и понятно. Я же тебя не к Бабе-яге веду, чай, к людям надежным.

— А откуда взялась в ваших сказках Баба-яга?