Набат (ЛП)

Он знал, что гении страдали за искусство. Он пытался пострадать. Будучи подростком, Эзра услышал, что Ван Гог в порыве безумия отхватил себе ухо, и попробовал сделать то же самое. Несколько мгновений рану жгло, а потом наниты притупили боль и принялись восстанавливать утраченное. К утру ухо отросло как ни в чем не бывало.

Старший брат Эзры, ничуть не похожий на Тео ван Гога, рассказал родителям, что учудил братец, и те послали Эзру в облом-школу — воспитательное заведение, где ребят, склонных к негодизму, приобщали к радостям дисциплины. Но и там Эзре пострадать не удалось, потому что в облом-школе никого толком не обламывали.

Поскольку из облом-школы никого никогда не исключали, он закончил ее с рейтингом «удовлетворительно». Эзра поинтересовался у Грозоблака, что бы это значило.

— «Удовлетворительно» — это удовлетворительно, — ответило Облако. — Ни плохо, ни хорошо. Приемлемо.

Но Эзра был художник и хотел большего, чем просто «приемлемо». Он хотел стать чем-то исключительным. Потому что иначе какой смысл быть художником?!

В конце концов он нашел работу, как и все художники, ибо не существовало больше голодающих гениев от искусства. Сейчас он расписывал стены детских игровых площадок: улыбающиеся детишки, лупоглазые кролики да розовые пухлые единороги, отплясывающие на радугах.

— Не понимаю, чего ты ноешь, — говорил ему старший брат. — У тебя классные фрески, их все обожают!

Брат стал банкиром, но поскольку мировая экономика больше не зависела от колебаний рынка, банки, по сути, являлись еще одной игровой площадкой с кроликами и радугами. Разумеется, Грозовое Облако время от времени устраивало финансовые драмы, но всё это было понарошку, о чем все отлично знали. Поэтому в поисках полноты жизни брат Эзры решил изучить какой-нибудь мертвый язык. И теперь он раз в неделю болтал на санскрите со своими коллегами по «Клубу мертвых языков».

— Замести мне личность! — умолял Эзра Грозовое Облако. — Если есть в тебе хоть капля жалости, сделай меня кем-то другим!

Эта идея — стереть свои воспоминания и заменить их новыми, фиктивными, но по ощущению такими же реальными, как собственные, — казалась Эзре очень привлекательной. Но не тут-то было.

— Я замещаю только те личности, которые окончательно зашли в тупик, — отвечало Грозовое Облако. — Не торопись. Ты обретешь жизнь, которой сможешь наслаждаться. В конце концов к этому приходят все.

— А если нет?

— Тогда я укажу тебе путь.

А потом Грозовое Облако заклеймило всех негодниками, и на этом его напутствиям пришел конец.

Но не мог же Эзра выложить все это старухе-куратору! Карге его метания по барабану. Все, что ей нужно — это повод, чтобы вытурить просителя из монастыря, а монолог о его бедах приведет именно к такому результату.

— Я надеюсь, что Набат поможет мне привнести смысл в мою живопись, — сказал он наконец.

Старые глаза вспыхнули.

— Вы художник?

Эзра вздохнул.

— Разрисовываю общественные стенки, — сказал почти извиняющимся тоном.

Как выяснилось, в настоящий момент тонистам позарез требовался художник-монументалист.

И вот, спустя пять недель, Эзра в Ленапе-Сити ожидал утренней аудиенции у Набата.

— Всего пять недель?! — Монах, принимающий посетителей в гостевом центре был поражен. — Должно быть, вы особенный. Большинству приходится ждать полгода!

Эзра не чувствовал себя особенным. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Большинство присутствующих были ярыми тонистами, ходили в серо-бурых балахонах и интонировали — либо чтобы найти трансцендентную гармонию, либо чтобы впасть в тональный диссонанс, в зависимости от причин, которые привели их сюда. Все это казалось ему ни с чем не сообразной чушью, но он принудил себя не судить этих людей. В конце концов, это он явился к ним, а не они к нему.

Один тощий тонист с безумными глазами (тьфу-тьфу, перепугаться можно) попытался завязать с Эзрой беседу.

— Набат не любит миндаль, — изрек тощий. — Я сжег все посадки миндаля, потому что они — скверна.

Эзра поспешил ретироваться в другую часть помещения, где, как ему показалось, находились более адекватные тонисты. Хм, «адекватные тонисты»… Все в жизни относительно, решил он.

Вскоре всех, удостоенных утренней аудиенции, собрали вместе, и монах, совсем не такой дружелюбный, как тот, что встречал посетителей, дал им строгие инструкции:

— Если вас не окажется на месте, когда вас позовут, вы потеряете свою очередь. Приблизившись к арке, вы увидите пять желтых линеек и скрипичный ключ. Вы должны снять обувь и поместить ее на позицию ноты до.

Один из не-тонистов осведомился, что это за позиция. Его тотчас же признали недостойным и выдворили.

— Разговаривайте только тогда, когда Набат вас спросит. Глаз не поднимать! Приветствуя Набата, поклонитесь ему; когда он вас отпустит, тоже поклонитесь и уходите без промедления — помните о тех, кто ждет за вами.

От этого напутствия сердце Эзры против его воли понеслось вскачь.