На выбор

– О, – говорю я, – он-то? Такой здоровенный, толстенный датчанин с усищами и в синих очках. Не поручусь, что он сумеет отличить овцу от суслика. Похоже, что старина Джордж крепко обставил его на этом деле.

Подкрепившись еще целой кучей столь же ценных сведений и львиной долей моего обеда, шериф отъехал прочь.

В тот же вечер я докладываю об этом посещении Огдену.

– Они оплетают Черного Билла цепкими щупальцами спрута, – говорю я. И рассказываю ему о шерифе и о том, как я расписал его этому шерифу, и что тот сказал.

– Э, что нам до Черного Билла, – говорит Огден. – У нас и своих забот довольно. Достаньте-ка из шкафа бутылочку, и выпьем за его здоровье. Если, – добавляет он со смешком, – вы не слишком предубеждены против железнодорожных налетчиков.

– Я готов выпить, – говорю я, – за всякого, кто умеет постоять за друга. А Черный Билл, – говорю я, – как раз, мне кажется, из таких. Итак, за Черного Билла и за удачу.

И мы выпили.

А недельки через две подошло время стрижки овец. Мне надо было пригнать их в усадьбу, где кучка кудлатых мексиканцев должна была наброситься на них с садовыми ножницами и остричь их наголо. И вот вечером, накануне прибытия парикмахеров, я погнал своих недожаренных баранов по зеленому лужку, по крутому бережку и доставил прямо в усадьбу. Там я запер их в корраль и пожелал им спокойной ночи.

После этого я направился к дому. Г. Огден, эсквайр, спал, растянувшись на своей узенькой походной койке. Как видно, его свалила с ног антибессонница или одолело противободрствование или еще какой-нибудь недуг, возникающий от тесного соприкосновения с овцами. Рот у него был разинут, жилет расстегнут, и он сопел, как старый велосипедный насос. Вид его навел меня на некоторые размышления.

«Великий Цезарь, – подумалось мне, – спи, захлопнув рот, и ветер внутрь тебя не попадет. Тобою кто-нибудь замажет щели, чтоб червяки чего-нибудь не съели».

Спящий мужчина – это зрелище, от которого могут прослезиться ангелы. Чего стоят сейчас его мозги, бицепсы, чековая книжка, апломб, протекции и семейные связи? Он – игрушка в руках врага, а тем паче – друга. И так же привлекателен, как наемная кляча, когда она стоит, привалясь к стене оперного театра в половине первого ночи и грезит просторами аравийских пустынь. Вот спящая женщина – совсем другое дело. Плевать нам на то, как она выглядит, лишь бы подольше находилась в этом состоянии.

Ну, выпил я две порции бурбонского – свою и Огдена и расположился с приятностью провести время, пока он почивает. На столе у него нашлись кое-какие книжицы на разные местные темы – о Японии, об осушке болот, о физическом воспитании – и немного табаку, что было особенно кстати.

Покурив и насытив свой слух вулканическим храпом Генри Огдена, я невзначай глянул в окно в направлении загона для стрижки овец, где что-то вроде тропки ответвлялось от чего-то вроде дороги, пересекавшей вдали что-то вроде ручья.

Вижу – пять всадников направляются к дому. У каждого – поперек седла ружье. Один из них – тот самый шериф, который тогда навестил меня на выгоне.

Они приближаются с опаской, расчлененным строем, в полной боевой готовности. Присматриваюсь и определяю, который из них атаман этой конной шайки блюстителей закона и порядка.

– Добрый вечер, джентльмены, – говорю я. – Не угодно ли вам спешиться и привязать ваших коней?

Атаман подъезжает ко мне вплотную и вращает стволом своего ружья так, словно хочет поймать на мушку сразу весь мой фасад.

– Замри на месте, – говорит он, – и пальцем не шевельни, пока я не удовлетворю своего желания некоторым образом с тобой побеседовать.

– Замру, – говорю я, – слава Богу, я не глухонемой – зачем мне шевелить пальцами и оказывать неповиновение вашим предписаниям?

– Мы ищем, – сообщает он мне, – Черного Билла, который в мае месяце задержал экспресс на Канзас – Техасской и ограбил его на пятнадцать тысяч долларов. Сейчас мы обыскиваем всех подряд на всех ранчо. Как тебя зовут и что ты здесь делаешь?

– Капитан, – говорю я, – моя профессия – Персиваль Сент-Клер, а зовусь я овчаром. Сегодня я загнал в этот корраль своих телят… то бишь овчат. Ищеи… то есть брадобреи, прибудут завтра, чтобы причесать их, в смысле обкорнать.

– Где хозяин ранчо? – спрашивает атаман шайки.

– Обождите минутку, – говорю я. – Не было ли назначено какой-то награды за поимку этого закоренелого преступника, о котором вы изволили упомянуть в вашем предисловии?

– За поимку и изобличение преступника назначена награда в тысячу долларов, – говорит тот. – За сообщение сведений о нем никакого вознаграждения никак не предусмотрено.

– Похоже, не сегодня-завтра соберется дождик, – говорю я, глядя со скучающим видом в лазурно-голубое небо.

– Если тебе известно тайное убежище, дислокация или псевдомины Черного Билла, – говорит он на самом свирепом полицейском жаргоне, – ты ответишь перед законом за недонесение и укрывательство.