На вулканах

Невдалеке язык лавы сползал под уклон к морю. Здесь в море выросла новая лавовая дамба, но до того была полностью разрушена старая - тот самый природный лавовый мол, который греки нашли здесь двадцать три столетия назад и благодаря которому они и решили построить город именно на этом месте. Новый мол пролег в неудачном направлении он не мог, как прежний, защищать корабли от южного ветра. Отныне порт, главное богатство города Катания, перестал быть безопасным и оказался открытым всем штормам и бурям.

Как мы уже сказали, городской епископ бежал, а городские власти оказались неспособны к руководству. Богатые горожане и аристократы ушли, их дворцы и дома стояли пустыми. Но что стало с остальными, кому некуда было идти и не на что было нанять носильщиков, чтобы унести свой скарб? До последней минуты каждый надеялся выжить, каждый мечтал, чтобы именно его жилище осталось невредимым. Когда они осознавали, что пора уходить, было слишком поздно пытаться спасать хоть что-нибудь.

Вокруг возникали драки, вспыхивали мятежи, свирепствовали грабители, люди окончательно лишались рассудка, город являл собой картину несчастья и ужаса. На специальном заседании сенат попытался найти средство защитить людей от страданий. Для устрашения прочих соорудили четыре виселицы и вздернули на них четверых грабителей, схваченных на месте преступления.

Можно подумать, что, разорив Катанию, извержение немного успокоилось: реки лавы замедлили свой бег. Однако еще целых два месяца жерла Монти-Росси продолжали изрыгать потоки лавы и облака пепла. Только в июле вулкан угомонился после трех с половиной месяцев беспримерного буйства.

Глава девятая,

в которой Флоранс Тристрам описывает восхождение на Этну во времена классиков и романтиков.

Более года после описанных памятных событий ни вершина, ни боковые конусы даже не дымили. Этна истощила свои силы. Но Катания была разрушена, область разорена, порт пришел в упадок, жители находились в отчаянном положении. Сжалившись над обитателями многострадального города. Карл II Испанский царственным жестом великодушно освободил город от податей и налогов на десять лет.

Люди долго не могли оправиться от неслыханного бедствия, заново обживали городки, селения, мало-помалу приводили в порядок дома, церкви, монастыри, дворцы, восстанавливали свой город и порт. Жизнь вошла в привычную колею, каждый вновь занялся своим делом. Катастрофа была слишком ужасна, чтобы можно было опасаться скорого ее повторения: наказав людей за грехи, бог не мог теперь не сжалиться над ними.

Воспоминание о катастрофе уже начинало стираться в памяти людей, когда спустя каких-нибудь восемьдесят лет, 16 июля 1693 г., в тот момент, когда огромная толпа в двенадцать тысяч человек заполнила большой собор и всю соборную площадь, дабы присутствовать на торжественном богослужении, земля заходила ходуном у них под ногами: все двенадцать тысяч верующих, стоявших внутри храма или вокруг его, были засыпаны обломками здания. За считанные секунды двадцать тысяч катанийцев нашли смерть во вновь разрушенном городе.

В том же XVII в., когда свирепствовали извержения и землетрясения, на смену сказаниям, легендам и поэтическим описаниям пришел научный подход. Ученые люди, как их стали называть, то есть те, кого в древности именовали философами, а мы скромно называем научными работниками, - подлинные ученые или просто желающие так именоваться - заинтересовались вулканической деятельностью, в частности Везувием и Этной, и решили поближе их изучить, дабы объяснить происходящее в них - вполне понятное и похвальное желание.

Несмотря на неудобства путешествия, находилось все больше смельчаков, взбиравшихся на Этну. Их вдохновлял пример императора Адриана, который еще в 126 г., через шесть веков после Эмпедокла, невзирая на нелегкую дорогу к вершине, поднялся наверх единственно с целью посмотреть с тогдашней "крыши мира" на солнце, восходящее над Сицилией. У путешественников XVIII и XIX вв. к любопытству туристов-дилетантов примешивался некоторый оттенок научного интереса. В их путевых записках с красноречивыми описаниями зачастую счастливо соседствовали научные рассуждения о натуре газов и скальных пород, о термометре и барометре, о лавовых потоках и пепловых облаках, причем они приводили столь точные сведения, что ими уверенно могли пользоваться "истинные" ученые, сидевшие, как и пристало таковым, в своих кабинетах и с глубокомысленным видом толковавшие о явлениях, на которые они не удосуживались взглянуть.