Нас донимали порывы ледяного южного ветра. Когда, работая, приходилось стоять неподвижно, через короткое время начинали стыть ноги. Они не отходили и после того, как мы спускались в лагерь и усаживались на ящиках полукругом вокруг стола лицом к дежурному по кухне: ведь под матерчатым "полом" все тот же лед. Даже после горячего супа двух чашек чая и стакана грога кровь не желала притекать к окоченевшим ногам. Нередко проходило несколько часов мы давно уже лежали в спальных мешках а конечности все еще оставались ледяными. Попытки растирать их быстро вызывали одышку: физиологически мы находились на высоте 8000 м! Благостный сон охватывал лишь в тот момент, когда ноги наливались теплотой... А утром надо было начинать все сначала.
Однажды вместе с тремя спутниками я крепил блок лебедки как вдруг заметил, что перестал чувствовать холод в ногах. Ощущение приятнейшее для тех кто не знает что оно значит. А значит оно, что в общем-то безвредная стадия охлаждения кончилась и началась куда более опасная стадия обморожения. Ситуация была знакома мне по прошлому опыту: когда-то давным-давно я обморозил ноги на Монблане. Поэтому громко предупредив товарищей, я положил инструменты и заковылял к лагерю. Час спустя ноги отошли в горячей воде, а я, сидя с блаженной улыбкой на физиономии потягивал чаек. Антарктическая эйфория!
Шли дни, занятые погрузочно-разгрузочными работами. Укладывая на днище кратера ящики с оборудованием, я с тоской прикидывал, как их потом вытягивать обратно. Перерывы в работе наступали, лишь когда нас посещали привычные гости - пурга и туман, заставляя отсиживать драгоценные часы в палатках.
Велись ли наблюдения за вулканической деятельностью? В строго научном смысле - нет. Мы просто присматривались вулкану, прикидывая наилучший вариант спуска в жерло. Между прочим, как это ни грустно, вулканологическая литература изобилует описаниями, авторы которых, не обременив себя сбором цифровых данных, тем не менее строят корреляции и делают серьезные выводы. Впрочем, сплошь и рядом цифры тоже оказываются непригодными. Немалое число геологов искренне полагают, что ведут научную работу, аккуратно фиксируя один частоту взрывов, второй - температуру лавы, третий высоту, на которую вылетают продукты из кратера, четвертый текучесть расплава... Затем все это публикуется в научных журналах. Увы, их труды пропадают всуе, поскольку замеры производились порознь. Та же самая информация о частоте, силе, температуре и текучести могла бы обрести огромную научную ценность, если бы данные собирались одновременно и относились к одному и тому же извержению. А так очередная статья лишь множила число публикаций, составляющих "пустую породу" научной информации. Для авторов, правда, эти публикации представляют научный багаж, по которому судят об их квалификации: считается, что чем чаще появляется в печати ваше имя, тем плодотворней вы трудитесь на ниве науки. Научная карьера нередко строится на основе количественных, а не качественных критериев.
Итак, не имея возможности серьезно заняться изучением эруптивных проявлений мы ограничивались тактическими наблюдениями за взрывами - их частотой, продолжительностью, силой. Филип Кайл и Вернер Гиггенбах во время двух предыдущих посещений Эребуса в 1972 и 1973 гг. насчитали в общей сложности около 60 взрывов за 27 дней. Таким образом, в среднем приходилось по два взрыва в сутки. Но это в среднем. На самом деле жерло молчало иногда целыми сутками, а однажды - тридцать шесть часов. С другой стороны, случалось, Фил и Вернер фиксировали по два, а то и три взрыва в час. Их мощь они оценивали по продолжительности; последняя варьировала от 2 до 10 с (один взрыв продолжался более 20 с). Однако эти данные в лучшем случае давали косвенное представление о явлении, во-первых, потому что большую часть времени колодец был заполнен дымом, а во-вторых, при средней частоте два взрыва в сутки оставалось мало шансов на то, что наблюдатели окажутся на краю кратера в нужный момент, когда жерло к тому же очистится от дыма.
Относительное затишье, царившее в течение того долгого дня, который я провел возле кратера год назад, полностью вписывалось в картину, нарисованную Филом и Вернером. Основываясь на личном опыте, насчитывавшем к тому времени добрую сотню извержений различного типа, я полагал, что условия позволят нам спуститься к лавовому озеру, взять газовые пробы и провести замеры. Собственно, не будь такой уверенности, я бы не стал затевать экспедиции. В этом году всю первую неделю подготовительных работ мой оптимизм не спадал: наблюдения подтверждали более ранние впечатления. Однако, когда мы принялись за основательную "колонизацию" днища кратера, меня стали одолевать сомнения.