На всю жизнь

Он то подпрыгивает на ходу, то приседает, то вдруг затопает каблуками, вскинет то одну ногу, то другую и внезапно, когда надо выделывать соло, завертится волчком.

— Это матросский танец, — поясняет мне мой кавалер. — Один негр лихо отплясывал его на палубе со своей женой-поварихой, когда мы плыли на пароходе Добровольного флота в Нью-Йорк. Не правда ли, хорошо, маленькая русалочка?

— Прекрасно, Большой Джон, — соглашаюсь я. — Чудесно.

— А не хочет ли изобразить маленькая русалочка жену негра, повариху?

— Понятно, хочу, Большой Джон! Какие еще могут быть о том вопросы!

— Ну, так начинаем. Тра-ля-ля-ля!

И он с хохотом обвивает мою талию рукою и пускается галопом между рядами танцующих пар.

Дирижер, высокий, элегантный юноша, кричит нам что-то, чего мы не слышим. Притопывая, привскакивая и кружась волчком, мы танцуем тот импровизированный танец негров-матросов, внося в него всю бесшабашную удаль полудиких людей, и хохочем, точно настоящие дикие негры.

Вот вам и корректный бал. Вот вам и чопорная Англия.

Остановить нас некому. Старшие играют в карты за две комнаты отсюда. А чопорные мисс лишь бледно улыбаются.

Вдруг хохот, несется вслед за нами от входных дверей.

— Вот так штука. Здорово валяют! — слышу я детский голос.

И в тот же миг сердитые возгласы и шиканье покрывают его.

— Левка! Иди прочь. Тебе здесь не место. Какой ты грязный. Тебе нельзя сюда, здесь гости! — шипит Алиса Вильканг, выталкивая за дверь гибкую фигуру в заплатанной парусиновой блузе.

Черные глаза, спутанные кудри, задорная рожица мелькают передо мною. Это Левка. Я узнаю его сразу. За неделю сытой жизни под крылышком доброго покровителя щеки его округлились и порозовели. В его плутоватых глазах написано полное довольство.

— Пошел вон! Пошел вон! — с легким акцентом кричит Алиса и подталкивает мальчика в спину.

— Большой Джон, — шепчу я умоляюще, — позвольте ему остаться.

— Невозможно! — отвечает мне Алиса. — Это сущий разбойник. С ним нет сладу. Наглый и дерзкий, за все хватается и, не догляди, готов стащить со стола лакомый кусочек.

И, оборачиваясь к мальчику, добавляет строго:

— Что ж ты стоишь? Тебе же велено убираться отсюда.

И она выталкивает его за порог залы. Но в самых дверях Левка останавливается и, оборачиваясь к «новорожденной», показывает ей уморительный жест.

Большой Джон прячет разгоряченное лицо за мой веер и бесшумно хохочет.

* * *

Пока в зале открывают форточки и освежают комнату, рядом, в кабинете Джона, играют в «мнения». Мистер Джон Манкольд, длинный юноша с рыжими бачками, собирает их. На мою долю выпадает жребий уходить.

Когда я возвращаюсь, Большой Джон шепчет мне незаметно:

— Ну, берегитесь! И разделали же они вас под орех!

Я только встряхиваю волосами (мальчишеская привычка, доставляющая маме-Нэлли столько хлопот).

Действительно, мне досталось не на шутку. Мистер Манкольд с особенным удовольствием перечисляет все, что обо мне говорили. Мне приходится слышать, что я дикая, слишком непосредственная, удивительно своеобразная (это сказано в насмешку, но на французском языке звучит как комплимент), что я «казак», что мне еще придется много работать над собою, чтобы быть как другие, что я бедовая и прочее.

И только одно «мнение» за меня.

"Она такова, что хорошо было бы, если бы все девушки в мире были на нее похожи".

Я сразу узнаю автора этого мнения.

— Угадала! Угадала! — кричу я, хлопая в ладоши. — Большой Джон, это сказали вы!

— Это сказал я, вы правы, — говорит он трагическим басом и под общие аплодисменты удаляется в зал.

— Что вы желаете сказать про мистера Джона? — обращается ко мне мисс Молли, дочь англичанина — управляющего здешней фабрики.

— Что он прелесть! — вырывается у меня.

Шушуканье, недоумение и потом насмешливый голос, бросающий звонким шепотом французскую фразу.

— Побойтесь Бога, m-lle! Так не говорят в глаза молодому человеку.

И мисс Молли таращит на меня с уничтожающим взглядом свои выпуклые глаза.

— Да разве Большой Джон молодой человек?! — смеюсь я.

— А кто же он?

И маленький, веселый и добродушный Бен Джимс, товарищ Джона, заливается смехом.

— Я считаю его моим братом! — говорю я гордо. — А брат для сестры не есть молодой человек.

Тогда мисс Молли тянет насмешливо, обращаясь к сестричкам Вильканг:

— Поздравляю вас, молодые леди. У вас есть седьмая сестра.

— Нет! Нет! — кричу я. — Сестрички Вильканг мне не сестры, но Большой Джон — милый брат.

Или я не должна была говорить и этого? Ого! Какие у них сделались вытянутые физиономии, у всех шестерых сразу.

— Мисс Лида воспитывалась в институте? — спрашивает Молли.

— Ну разумеется! Не в театре же марионеток! — восклицаю я.

"Вот тебе! Вот тебе, противная марионетка", — прибавляю я мысленно, видя, как она вся вспыхнула.

— Большой Джон! Пора! Мнения собраны, — приоткрыв дверь в соседнюю залу, зову я моего друга.

Но Большого Джона там нет.

— Ушел опять к фейерверку, — слышу я чей-то возглас.