На всю жизнь

— Не писал, — признался он.

— Так напиши. И сегодня же, а мы попробуем как-нибудь договориться с прокурором. Точнее, попросим командира полка, чтобы ты отбыл наказание на нашей гауптвахте. Там и уютнее, и готовят лучше.

— Это серьезно, товарищ поручик? — засомневался Потучек в моих чистых побуждениях. — Или вы просто так говорите?

Я заверил его, что обо всем этом думаю совершенно серьезно.

— Разрешите выйти? Иду писать письмо гимнастке.

— И не забудь написать, что я передаю ей привет, — попросил я его.

— Не забуду, — заверил меня Потучек. — Но вы тоже не забудьте. Без прокурора и на гауптвахте.

— На гауптвахте, — согласился я и протянул ему руку. Но этого делать не следовало, потому что у меня сразу же появилось ощущение, что четыре моих пальца сломаны. Кроме пальца, который был сверху. Сверхтяжелый вес — это сверхтяжелый вес, тут ничего не поделаешь.

Когда я выступил со своим предложением, Индра заерзал на месте, командир полка тоже, а прокурор только пожал плечами. Несмотря на это, Потучек отбыл наказание на гауптвахте.

Подполковник Томашек высказал мнение, что из меня все же получится хороший политработник. Но, принимая во внимание его тенденцию видеть в людях прежде всего хорошее, я не очень-то ему поверил.

* * *

Уже не раз мы обсуждали в комитете результаты отчетно-выборного собрания, высказанные на нем критические замечания и думали, что же надо сделать, чтобы выполнить одно из главных решений собрания — в конце учебного года стать отличным батальоном.

Может быть, из-за того, что члены парткома серьезно отнеслись к критике работы прежнего комитета, все были хорошо подготовлены к сегодняшнему заседанию: Индра высказал предложения по улучшению качества стрелковой подготовки; Ванечек продумал, как лучше подключить командиров рот к разработке плана боевой подготовки; Логницкий предложил меры по совершенствованию контроля за выполнением партийных поручений; десатник Кованда выдвинул ряд неплохих идей о том, как повысить примерность союзной молодежи на занятиях по боевой подготовке, а новый член комитета, отличный солдат, механик-водитель десатник Петртил выступил с ценными предложениями об улучшении работы механиков-водителей.

Однако подполковник Томашек, помогавший мне готовить заседание партийного комитета, пока не выступал. Только иногда, когда мы, переполненные идеями, начинали спорить, он с пониманием кивал.

Когда мне показалось, что сказано уже достаточно много, а также следуя правилу, что никогда не следует решать все сразу, я предложил завершить обсуждение этого вопроса. На всякий случай я все же спросил Томашека, не хочет ли он выступить.

— Хочу, — ответил он, как обычно, спокойным, не очень громким голосом. Он не был хорошим оратором. На заседаниях и собраниях говорил медленно, проглатывая окончания, и очень часто останавливался, чтобы получше собраться с мыслями. Несмотря на это, всегда, когда он брал слово, внимание слушателей возрастало. Он привлекал к себе тем, что говорил, а не тем, как говорил.

— Разумеется, хочу, — повторил он после небольшой паузы. — Очень похвально, что вы все, кто здесь сидит, с ответственностью подходите к вашим обязательствам. Но это только половина успеха. Другая половина зависит от того, насколько вы сумеете заинтересовать своими планами всех солдат. Каждого из них, без исключения. В этом направлении вами сделано очень мало. Вы должны были с ними поговорить, когда только еще думали об обязательствах. А вы поставили их перед фактом. Я предлагаю, чтобы каждый член комитета задумался над этим вопросом, чтобы на следующем заседании можно было снова к нему вернуться.

Следующим на повестке дня стоял вопрос о приеме надпоручика Красы кандидатом в члены партии. Мы подробно обсудили, о чем будем с ним говорить. Для большей уверенности мы снова объясним ему, какой вред наносят его посещения кафе вместе с солдатами, укажем ему на его своеобразную манеру работы с ними, обратим его внимание на то, что ему не следовало бы защищать лентяев, а также отметим другие упущения, в том числе и его договоренность с солдатами поднимать при ответе на вопрос на политических занятиях правую или левую руку.

— Здесь есть одно «но», — произнес подполковник Томашек, пытаясь осторожно согнуть вытянутую ногу.

Должен сознаться, что в начале моего секретарства такое положение его ноги мне мешало. Потом я сообразил, что решающим является не то, как человек сидит, а то, что говорит и как выступает, а он и говорил и выступал почти всегда мудро. Почти — означает, что не всегда, но и в тех случаях, когда он ошибался и его переубеждали, он никогда не обижался. Так его вытянутая нога постепенно перестала мне мешать.

Мы вопросительно посмотрели на Томашека, не догадываясь, что скрывается под этим «но».

— Вы хотите указать ему на проступки, относящиеся к прошлому. Например, посещение кафе с солдатами. Насколько я знаю, он от этого уже отказался. Не знаю, как вы, а я по своему опыту знаю, что ничто так не обижает человека, как бесконечная ссылка на его недостатки, от которых он уже избавился.