— Проходи, проходи, Анежка, — сказала она Яндовой. — Даю тебе честное слово, что я не готовила тебе специально эту встречу, — сказала она оторопевшей женщине. — Но то, что я склеротик, это точно. Совершенно забыла, что ты договорилась с Ленкой присмотреть за детьми, — повернулась она уже к Шарке.
Взяв Яндову под руку, она повела ее в комнату, объясняя на ходу:
— Шарка подружилась с моей дочерью.
Яндова и Шарка поздоровались. Бартова понаблюдала за ними с минуту, потом взяла на руки Томашека и оставила их одних. Угнетающая тишина еще более сгустилась.
— Как вы поживаете, Шарка? — обратилась Яндова к коллеге, нарушив молчание.
— Спасибо, хорошо. А вы? — в свою очередь вежливо поинтересовалась Шарка.
Яндова пожала плечами, и разговор на этом оборвался. Обе делали вид, что это им не мешает.
— Я хочу уйти из школы, — сказала вдруг Яндова и посмотрела на Шарку. Шарка удивленно подняла глаза. — Мне предложили место в районной библиотеке. Я мечтаю о покое… Двадцать семь лет за школьной кафедрой, шутка ли? Собственно, поэтому я и пришла сюда, хочу поговорить с Бартовой, когда она меня отпустит. Как вы считаете, будет мне там лучше? Согласитесь, что будет, — настаивала Яндова.
По ее лицу было видно, скольких усилий стоило ей принять такое жизненно важное решение.
Шарка вспомнила недавний рассказ Ленки: «В молодости Яндова влюбилась, это была ее первая любовь, которая как правило, безвозвратно уходит. Он служил на границе, ну и в одну из стычек с нарушителями границы погиб. Другой любви Яндова уже не испытала, а может, и не стремилась к ней, кто знает? Да, не всегда жизнь удается, но самое худшее, когда человек ломается под ударами судьбы. Сегодня над ней смеются ее же ученики, бедная женщина».
— У вас непременно все сложится так, как вы хотите, — проговорила Шарка ободряюще. В словах ее прозвучала искренность.
Бартова, вернувшись в комнату с детьми, застала Шарку и Яндову мирно беседующими. Вскоре к ним присоединилась и Ленка, которую из райцентра привез на машине муж. Увидев женское общество, он бросил:
— Снова хурал собрался! Скажите деду, что я в мастерской, — и исчез.
Разошлись они только вечером. По дороге домой Шарка вспомнила, что должна зайти к Элишке Главковой за своей сумкой и что дома ее ждут незарегистрированные книги.
«Автобус из города еще не приехал», — решила она, увидев на остановке толпу людей.
— Привет, горделивая принцесса, — послышалось за ее спиной. Не было нужды поворачиваться, чтобы узнать, кому принадлежат эти слова.
Она тряхнула косой и искоса посмотрела на Романа Бенеша. Он небрежно перебросил через плечо спортивную сумку и взял свободной рукой небольшой, но, по всей видимости, тяжелый чемодан. Желая опередить его дальнейшие ехидные выпады, она спросила:
— Куда так поздно, да еще с таким приданым?
Роман вытащил из кармана пачку сигарет, закурил и выпустил колечки дыма.
— В тридевятое царство, в тридесятое государство, принцесса, в более гостеприимное место. В Пльзене нужен тренер, и квартиру мне дают.
— А Бартова знает об этом? — спросила Шарка.
Он беззаботно улыбнулся:
— Само собой, ведь в течение месяца каждая из сторон может передумать. Так у нас зафиксировано в законе о труде. А ключи от здешних апартаментов я ей отдал. — Роман махнул рукой в направлении старой школы.
Шарка, глядя куда-то в сгущающиеся сумерки, скорее для себя проговорила:
— Вот так-то. Обитель романтиков сама по себе не имеет никакой волшебной силы, ею обладают только те, кто в ней живет.
Он непонимающе уставился на нее, и потому она добавила:
— Ты этого никогда не поймешь.
Она кивнула ему на прощание и пошла. Элишке тяжело будет нести сумку с продуктами, но стоять здесь с Романом и ждать подругу Шарке не захотелось.
«Столько событий в один день», — подумала она, когда в почтовом ящике увидела конверт, надписанный знакомым почерком, и уже в коридоре распечатала его. Шарка с жадностью проглотила содержание письма, стоя у стола с нагроможденными книгами, названиям которых и сегодня не суждено было попасть в картотеку. Дело в том, что на письма в этой квартире отвечали немедленно.
29
Рабочее совещание у командира дивизиона ничем не отличалось от многих других, и все же капитану Главке казалось, что перед ним сидит не подполковник Менгарт, которого он знал столько лет, а кто-то другой. При этом он вряд ли мог бы сказать, почему у него складывается такое мнение. Подполковник руководил совещанием как обычно: повышал голос, когда отчитывал подчиненных за недостатки в организации жизни дивизиона, решительно, пресекал увертки и попытки оправдать половинчатое выполнение задания, с привычной энергией знакомил присутствующих с новыми планами. «Может, я что-нибудь сам себе внушаю, — мысленно укорял себя Душан, — ведь иногда залезет в голову дурацкая мысль, и ничем ее оттуда не вышибешь».
Менгарт развивал свои планы относительно перевода дивизионной техники на летнюю эксплуатацию.