На всю дальнейшую жизнь

Вот так. Прямо приказать не решились, вывертывайся как знаешь. А не вывернешься, ну, тогда пощады не жди. А он и не ждал пощады. Ждать пощады — что может быть унизительнее? Он боялся только одного, что у него отнимут его дело, его Уреньстрой, его душу, смысл его жизни. Конечно, это не вся его жизнь, для всей жизни одного Уреньстроя еще мало. Но сейчас это все. А потерять это все немыслимо. Может быть, это — как первая любовь. Может быть. Говорят, что если она тебе изменит, то кажется, будто наступает конец света.

Стогов горько усмехнулся: первая любовь или не первая, какая чепуха. Разве можно сравнивать? Первая стройка — это на всю жизнь. А любовь — явление сомнительное: Нет, никакого сравнения тут и быть не может. А что бы сказал по этому поводу Роман Боев?

Впервые воспоминания о Боеве возмутили Стогова. Были потрясения, боль, тупая обида, надежда. Все было. Но только сейчас впервые его возмутили нелогичность и даже неправдоподобность того, что случилось. Несправедливость судьбы. Произвол. Произвол всегда возмутителен и особенно, если он губит близкого человека, человека, который отстоял его дело, спас от разрушения плотину. Да. И в то же время разрушил его семейное счастье. Стогов вздохнул, что с ним случалось очень редко. Разрушил. Трудно разрушить то, чего так и не удалось построить. Хотя неизвестно, разрушил ли? Симе еще и не то может прийти в голову — тяжелая наследственность. Ничего, все обойдется.

Да, а все-таки, что бы сейчас посоветовал Боев? Наверное, сказал бы, как и всегда: надо бороться, надо отстаивать свое право и на любимое дело, и на первую любовь. Он может одними и теми же словами говорить и о любимом деле, и о делах любви. Он так бы и сказал. А как бы он поступил?

На этот вопрос у Стогова не нашлось ответа. Нет, он твердо знал, как бы в данном случае поступил Боев. Но ведь этого мало. Надо знать, как поступить ему самому. И с первой стройкой, и с любовью. Вот этого он не знал.

Весь район искал тело Боева, из которого выскользнула душа, и душу Пыжова, чтобы вытрясти ее из воробьиного тела. Было известно, что Пыжов вчера уехал на дальние хутора, чтобы подтянуть тех, которые до сих пор еще не управились с севом. Уехал и пропал. Второй день живут без областного уполномоченного. Непривычное спокойствие наступило в районе. Умчалась гроза на дальние хутора.

И никто бы не спохватился и не бросился бы искать Пыжова, если бы не грозная телеграмма из области. «…Угроза срыва… Необеспеченность успеха… Позорный провал передовиков района… Немедленно прибыть…» Все ясно — Пыжову конец. Только тогда и начали искать Пыжова по всему району.

11

Вот и дождались — приехала Аля. Сима вышла на свое высокое крыльцо, чтобы посмотреть на это прибытие. Так велел Стогов: встретить и еще «как-нибудь поприветливее».

Ну, что ж, встретить так встретить! Можем даже улыбнуться. Не ахти какая получилась улыбка, но уж какая есть. Не взыщите, Алевтина, как вас по батюшке, не знаем, у нас улыбок про вас не припасено.

Аля сидела в тарантасе, накинув на плечи серый брезентовый плащ, который одолжил ей кучер. Бережет от пыли свое синее, кажется, нарядное пальто. Лицо круглое, скуластое, тонкие губы плотно сжаты, глубокие глаза строгие или недоверчивые. А может быть, она просто устала с дороги? Симе она не могла показаться привлекательной, это ясно. Не урод, конечно, но определенно не красавица.

— А Роман, что же, здесь живет? — не выходя из тарантаса, спросила Аля.

— Нет. — Сима спустилась на две ступеньки. — Просто его сейчас нет, и мне поручено встретить вас.

Больше она не спустится и не скажет ни одного слова. Хватит с нее. С нее хватит и того, что она уже вынесла за свою жизнь. А ведь никто не знает, кроме Стогова, что пришлось вынести ей, что пришлось пережить и на какие сделки пойти. Все вынесла, на все пошла. Так неужели теперь она отступит? Именно теперь, когда его нет, и нельзя отступать. Пусть, хотя и мертвый, он будет принадлежать только ей одной.

Именно мертвый — живой он бы боролся сам. И выбирал бы сам, за что, за кого бороться. Нет, больше она не сделает ни шагу.

Кажется, Аля что-то поняла. Ну и пусть. Стоя на середине крыльца, Сима ждала, что же сделает эта приезжая. Ждать — позиция не из лучших, но сейчас Сима не думала об этом. А эта, о чем она думает?

Она так и не успела выяснить, о чем думает «эта», как в события вмешался конюх Шустов:

— Так это самое, приехавши, выгружаться надо. Здесь, значит, вам квартира определена.

— Кем определена? — спросила Аля.

Сима внесла ясность:

— Моим мужем, он тут главный. Начальник строительства.

Аля по-своему истолковала высокомерие, с которым это было сказано: ее встречала сама жена начальника. Честь надо ценить. Начальников уважать.

Она поспешно вышла из тарантаса и вступила на первую ступеньку крыльца.

— Аля, — представилась она, сложив руку лопаточкой и всовывая эту твердую прохладную лопаточку в горячую Симину ладонь.

— Как доехали? — Вопрос шаблонный, но ничего другого не пришло в голову.

— Хорошо доехали, — поджимая губы, ответила Аля. — Только я думаю, мне лучше бы прямо к Роману.