На всех фронтах

Братчиков выкарабкался из кабины, спрыгнул и повалился навзничь в копну. Он вдохнул полную грудь воздуха, настоянного на аромате разнотравья и цветов, и, опьяненный запахом, закачал головой:

— Это ж одуреть, какой бальзам!

Пилот справил нужду, размял затекшие члены и теперь нетерпеливо поглядывал на капитана. Братчиков попросил у него планшетку:

— Смотри в оба, пока я настрочу донесение. Нет сигаретки?.. И откуда в авиации скупые?

Он устроился поудобнее и набросал на бумаге все, что заметил с воздуха.

— Ну, всего тебе, летун! Передавай привет повару. Обратно один доберусь. Трясет у тебя… Сигаретки-то нет? Да не серчай, шучу я.

Проводив взглядом самолет, который постепенно превращался в жалкую букашку, Братчиков еще раз сориентировался на местности. По всему выходило, что до пригорода Рущука[2] километра два от силы. Капитан повозился с трофейным «борхардт-люгером», дунул в дуло неприхотливого ППШ и прилег отдохнуть в придорожную ложбинку. Дождавшись сумерек, Владимир зашагал в сторону виднеющихся домов.

Солнце совсем село, когда Владимир подошел к крайним строениям с низкими крышами, покрытыми потемневшей от времени турецкой черепицей. Он осторожно выглянул из-за угла и похолодел: по мощеной улице прямо на него шли трое военных в коричневых однобортных тужурках и суконных пилотках, с винтовками за плечами. До патруля оставалось метров двадцать-тридцать. Братчиков подался назад. Ему вспомнились разговоры, что эсэсовцы, помимо черной формы, носили и коричневую. Ближайший забор из известняка-плиточника капитан перемахнул в один прием, юркнул в тень деревьев и почти лицом к лицу столкнулся с пожилой болгаркой, державшей плетеное лукошко с яйцами.

От неожиданности оба остолбенели. Женщина, видимо, первая сообразила, что к чему, увидев звезду на пилотке. Она улыбнулась и что-то сказала по-болгарски. Естественно, Братчиков ничего не понял, но стоять истуканом было глупо, и он показал на калитку. А сам, изготовив автомат, укрылся за столбом-опорой навеса, который был увешан гирляндами красного перца.

Женщина подошла к калитке, посмотрела на улицу и снова заулыбалась. Видя недоумение капитана, она позвала кого-то из дома. Вышел еще вполне крепкий старик в грубых домотканых штанах и на смеси русско-болгарского поздоровался. Владимир еще раз убедился в верности пословицы: не родись красивым, а родись счастливым. Дед Коста — так звали старика — рассказал, что немцы ушли из города прошлой ночью, но неподалеку отсюда еще стоит одна их моторизованная часть.

Ясно, что открыто щеголять в форме советского офицера рановато. Кому принадлежит власть, никто не знает. Короче, лучше сейчас подождать, переночевать у него. В это время показались те самые военные, которые испугали Братчикова. Старик успел успокоить капитана, объяснив, что это всего-навсего болгарские полицейские и их не стоит бояться.

Посоветовавшись, болгары пришли к выводу, что самое безопасное место на сегодня — полицейский участок, и предложили скоротать там ночь. «Да, в мирной жизни я в милиции не бывал, — усмехнулся Владимир. — Так что грех такой случай упускать». Впрочем, выбор был небогатый, и капитан согласился. По пути Братчиков незаметно передвинул подсумок с гранатами. Нет, живым его при всех раскладах не взять.

На пороге полицейского участка — обыкновенного дома с желтыми стенами — стоял высоченный человек с начальственной внешностью. Братчиков пожалел, что он не полиглот. Полицейский силился что-то объяснить, а Владимир по выражению лица и по тону старался догадаться, о чем тот говорит.

Видимо, полицейский начальник тоже смекнул, что с тем же успехом можно обращаться к стене, и жестом пригласил войти в дом. Вновь одолели сомнения. Не мышеловка ли это? Но отступать было поздно, и капитан шагнул через порог.

Послали за стариком. Переводчик из него никудышный, но все лучше, чем никакого. Узнав, в чем дело, начальник участка также посоветовал советскому офицеру дождаться утра в небольшой комнате рядом со своим кабинетом.

«Вот тебе и КПЗ», — глянув на зарешеченное окно в его конуре, усмехнулся Владимир. Он заперся изнутри на здоровенный тяжелый крюк и осмотрелся: старый диван, стол, и все.

Братчиков только-только собрался испытать на прочность диван, как в дверь постучали. В голове снова замелькали противные мысли о ловушке. По голосу капитан признал деда Косту. Он осторожно снял крючок, отошел в темный угол комнаты и с автоматом на взводе крикнул:

— Войдите!

В дверном проеме появился знакомый старик, за его спиной маячили еще двое. Дед Коста, переводчик поневоле, извинился и предложил перед сном перекусить и умыться. Следом вошли полицейские. Один держал таз с водой, на плече у него висело полотенце. Другой нес поднос с графином красного вина и снедью. Они молча все поставили, поклонились и ушли.