На восьми фронтах

Красноармеец Иван Сурин - родом из небольшого волжского села, что находится неподалеку от города Камышин. В войну вступил у Житомира в июле 1941 года, когда ему только что исполнилось девятнадцать лет. Был вторым номером в расчете станкового пулемета. В первом же бою получил ранение в левое плечо, но остался в строю, за что был награжден медалью "За отвагу". При отходе частей Красной Армии за Днепр находился в числе тех, кто обеспечивал переправу через реку главных сил. Здесь ему пришлось быть и сапером, и санитаром, даже некоторое время командовать группой бойцов, числом более взвода.

Встретил я его еще осенью 1942 года под Моздоком, в одной из частей гвардейского стрелкового корпуса генерала И. П. Рослого. Сюда он попал с пополнением, отлежавшись в госпитале уже после третьего ранения.

Мы сидели с Суриным под скалой и неспешно разговаривали. Собственно, спешить было и некуда: уже третьи сутки как батальон, где служил этот боец, вывели в резерв командира корпуса.

Иван был загорелым, с россыпью веснушек на носу. Светлые волосы зачесаны назад. Говорил он охотно, совершенно не смущаясь тем, что я делал записи в своем блокноте. Считал это, наверное, в порядке вещей - ведь меня свел с ним сам комиссар батальона...

- А орден Красной Звезды за что получили? - задал я ему очередной вопрос.

- Ну-у, это долгая история...

- И все-таки рассказали бы...

Сурин помолчал.

- Случилось это, значит, в июле, еще на Украине. Часть наша после тяжелых боев с превосходящими силами противника вынуждена была вновь отойти. Как сейчас помню, заняли новую оборону у небольшой речушки. За ней по всем приметам располагалась какая-то железнодорожная станция - до нас даже доносились гудки паровозов.

Темнело. Подошли кухни - их бойцы всегда ждут с нетерпением. Сытно подзаправились, а настроение все равно не поднялось. Тяжело было на сердце, очень тяжело! Ведь враг шел и шел вперед, а мы пятились, отходили, оставляли фашистам все новые города и села, наших людей, наши богатства...

На небе уже высыпали звезды. На Украине они крупнее, чем у нас на Волге, и даже ярче здешних, кавказских. Тут бы поспать, да не спится...

Вдруг слышу впереди чей-то незнакомый голос:

- Военный совет фронта просит продержаться на этом рубеже еще только сутки. Понимаете, одни сутки...

- Потише, товарищ бригадный комиссар. - Это уже голос нашего полковника. Кругом ведь уши...

- Чьи уши? Кругом свои. А от своих и скрывать нечего. Вместе с вами, с другими командирами и пройдем по батальонам, ротам, скажем народу всю правду.

- Может, соберем сначала коммунистов?

- У нас на выборочные сборы времени нет. Кстати, много у вас коммунистов осталось?

- Небогато. В боях ведь они не жалеют себя...

- Тем более надо идти прямо к красноармейцам. Они, уверен, поймут нас...

Короче говоря, через какое-то время этот бригадный комиссар и командир полка подошли к нашей роте. Полковник сказал:

- С вами, товарищи бойцы, хочет поговорить заместитель начальника политуправления Южного фронта бригадный комиссар Брежнев Леонид Ильич...

- Товарищи, - обратился к нам бригадный комиссар, - на станции, которая за рекой, скопилось несколько эвакогоспиталей с сотнями раненых, Там же тысячи уходящих от врага беженцев. Дети, женщины, старики... Военный совет фронта просит красноармейцев и командиров . вашего полка продержаться здесь сутки. Только сутки! Железнодорожники обещают за эти двадцать четыре часа обеспечить полную эвакуацию со станции раненых и беженцев. Вы будете держаться не одни. Слышите, гудят тягачи? Это подходит к вам на подмогу полк тяжелой артиллерии... Итак, только одни сутки, товарищи! И этим вы спасете от верной гибели советских людей, которые, как вы сами понимаете, перед лицом врага совершенно беспомощны...

Простота, откровенность и душевность, с которыми говорил бригадный комиссар, покорили нас. Мы дружно заверили его, что продержимся тут столько, сколько будет нужно.

- Вот за это вам большое спасибо, - поблагодарил Леонид Ильич Брежнев.

Посыпались ему, как и полагается, вопросы. Он отвечал на все без утайки. Помню, командир нашего расчета Степан Ушаков спросил:

- Долго ли еще, товарищ бригадный комиссар, отступать-то будем? Ведь стыдно людям в глаза смотреть...

Ответил. Воюем, сказал, с фашистами одни, а на них вся Европа работает. К тому же союзники наши тянут с открытием второго фронта. Это-то и дает возможность врагу все силы сосредоточивать против нас... Но бригадный комиссар обратил внимание и на то, что в нынешнем, сорок втором, году у Гитлера сил хватило лишь для наступления здесь, на юге. Потому-то и сложилось на нашем фронте столь тяжелое положение. Но все это, говорит, временно, врага мы все равно остановим. А потом погоним со своей земли!

Вопросов к Леониду Ильичу Брежневу больше не было. И тут уж он сам начал их задавать. И перво-наперво обратился ко мне, поскольку я ближе всех к нему:

- Вот вы, товарищ боец, в партии состоите?

- Нет, не состою...

- А видели, как коммунисты с врагом дерутся?