На восходе луны

Но он смолчал, и лишь заставил себя выглянуть в окно. Снег уже валил вовсю, облепляя стекла и подоконник, и Джеймс вдруг поразился, насколько опустела всегда оживленная улица. В огромном доме они были вдвоем: он и Энни Сазерленд. Оторванные от реальности, от повседневной суеты и смертельной опасности, грозящей ему всегда и повсюду. Он оказался наедине с Энни и знал, что хочет её.

Внезапно погас свет, и столовая очутилась в темноте.

— Должно быть, электричество отключили, — сказала Энни. Немного испуганно, как ему показалось. И осторожно приблизилась к нему.

Джеймс тут же поймал себя на том, что уже машинально приготовился отразить вражеское нападение. Он глубоко вздохнул, переводя дух, и только тогда впервые заметил, насколько привлекателен аромат духов, которыми пользовалась Энни.

— Наверху, в моей спальне, есть стереомагнитола на батарейках, — неожиданно промолвила Энни. — Может, пойдем послушаем? Или — приемник включим? Надо хоть узнать, что в мире делается.

— Надо ли?

Ему не нужно было видеть её лицо, чтобы знать, что на нем написано.

— Неведение — не всегда благо, — промолвила Энни с едва уловимой обидой в голосе.

— Я в этом не уверен. — Джеймс шагнул в сторону и, щелкнув зажигалкой, поджег одну из свечей в старинном серебряном канделябре. Комнату залил мягкий свет.

При мерцающем свете розовой свечи Энни показалась ему совсем трогательной и беззащитной. И — угрожающе прекрасной. А ведь она даже не подозревала, что творилось в душе Джеймса. Даже представить себе не могла. А, представив — не поверила бы. Ее чары пробивались сквозь его ковавшуюся годами броню подобно кислоте, проедающей сталь. И все-таки Энни, похоже, что-то почувствовала. Нет, она даже не сдвинулась с места, а лишь задрала голову, посмотрела на него, и Джеймс безошибочно распознал, что за её затуманенным взглядом скрывалось желание. Джеймсу же ничего другого не оставалось, как не замечать его. Повернувшись спиной к Энни, он подошел к окну и уставился на занесенную снегом улицу.

— Я схожу за магнитолой, — вызвалась Энни. Не знай Джеймс, что творится в её душе, он бы не обратил внимания на нотки смирения и покорности, прозвучавшие в её голосе.

Лишь, услышав донесшийся сверху звук падения чего-то тяжелого, Джеймс заметил, что Энни ушла, не взяв с собой свечу. Не мешкая ни секунды, он выхватил пистолет и с оружием наизготовку начал подниматься по ступенькам, прислушиваясь к малейшим доносящимся сверху звукам. Он преодолел уже половину лестницы, когда наткнулся на Энни, которая сидела на ступеньке.

В кромешной тьме он опустился рядом с ней на колени, засунув пистолет сзади за пояс.

— Что случилось? — спросил он, не прикасаясь к ней. Лучше повода для того, чтобы прикоснуться, было не придумать, но он удержался от соблазна. Потому что знал: начав, остановиться уже не сможет.

— Как нелепо, — жалобно заговорила Энни. — Я споткнулась и упала. А ещё думала, что знаю этот дом как свои пять пальцев. — Она встала, а Джеймс поспешно попятился, пытаясь в темноте оценить, не пострадала ли девушка.

Но Энни протянула руку и прикоснулась к нему. Она держала его за локоть, и от неё исходило удивительное благоухание. Смесь аромата полевых цветов и какого-то детского запаха невинности.

— Вы не можете подняться вместе со мной? — робко спросила Энни. — В темноте мне почему-то страшно.

Джеймс хотел было отказаться. Он прекрасно понимал, что за приглашением Энни ничего не стоит, но все же опасался, как бы чего ни вышло.

— Боишься, что в твою комнату забрался вор? — неуклюже пошутил он.

— Нет, что вы. Папа установил такую сигнализацию, какая и Форту-Нокс не снилась.

— Без электричества она не сработает.

— Вы что, Джеймс, пытаетесь таким образом меня приободрить? — спросила Энни. — Если да, то ничего у вас не выйдет. Пойдемте же!

Она выпустила его локоть и зашагала вверх, но Джеймс продолжал ощущать прикосновение её пальцев. Чувствовать каждый из них. А ведь она едва к нему прикоснулась.

И он последовал за Энни. Мимо площадки второго этажа, где располагалась царственная опочивальня Уина. Вверх по узкой лесенке, на третий этаж, к комнате, в которой он никогда ещё не бывал.

У него совершенно вылетело из головы, что Энни спала на третьем этаже. Отдельно от звуконепроницаемых стен и странных привычек Уина. Джеймс даже смутно припоминал, что Энни иногда пользовалась и второй лестницей, которая вела с третьего этажа прямо в кухню. Сам же он старательно избегал посещения третьего этажа с тех самых пор, как Энни из щуплого подростка превратилась в очаровательную девушку.

В холле третьего этажа царил полумрак — скудный свет с трудом просачивался через заснеженное окно. Энни была совсем близко, угрожающе близко, и Джеймс в очередной раз проклял себя за то, что не прихватил с собой ни свечи, ни фонарика, ничего, с помощью чего мог бы рассеять проклятую темноту, интимный и эротичный мрак, столь некстати окутавший их с Энни.