На войне как на войне. «Я помню»

Я оглянулся и увидел, что за мной гонятся штук шесть «мессеров» и по мне лупят… У меня задымилась плоскость, но высота была метров пятьсот, и я решил уйти от них на пикировании и при этом на скольжении сорвать пламя. Я так и сделал, и вроде от них оторвался, потому что немцев за мной уже не было, они, видно, подумали, что я тоже сбит, и бросили меня. Но только я выровнял машину, как почти сразу появилось пламя, причем еще более сильное, чем было поначалу. Я совершенно точно знал, что это наша территория, поэтому и решил срочно идти на посадку.

Но мне пришлось садиться на слишком высокой скорости, к тому же на вспаханное поле, и я был уверен, что самолет точно скапотирует и сгорит, поэтому решил покинуть его до этого момента. И, честно говоря, я, когда пошел на посадку, то уже и не думал, что останусь живым, и только в тот момент, когда отстегивал ремни, то помню, что у меня промелькнула такая мысль: «А вдруг все-таки выживу?»

Но только лишь я отстегнул ремни, меня словно из рогатки, буквально выстрелило из кабины, и, сильно ударившись затылком, причем даже не знаю обо что, тут же потерял сознание… И очнулся уже только в доме у колхозников, которые потом на повозке отвезли меня в полевой госпиталь. А оттуда санитарным поездом меня отправили в уфимский госпиталь.

Из-за этого сильного удара затылком я первое время только на фоне окна мог что-то видеть, какие-то контуры, и хотя зрение понемногу восстанавливалось, но из госпиталя меня выписали фактически с клеймом: «К летной работе не допускается».

– Сколько времени вы лечились в уфимском госпитале?

– Месяца два, но, честно говоря, мне там было просто стыдно находиться, потому что кроме проблем со зрением и головных болей все остальное у меня было нормально, и внешне я выглядел абсолютно здоровым человеком. В основном мною занимались окулист и невропатолог. Помню, что мне давали какие-то лекарства, делали массаж затылочной части головы, и я сам делал специальную гимнастику для глаз. Но при этом у меня было такое впечатление, что меня не выписывают только потому, что по правилам у них было так положено, чтобы человек лечился какое-то определенное время. Но нужно учитывать, что это было самое начало войны, и тогда многое еще оставалось, как в мирное время.

В общем, где-то месяца через два меня признали не годным к летной работе, и из госпиталя я поехал прямо домой в Свердловск. А после небольшого отпуска по ранению меня прикрепили в качестве специалиста по авиации к трибуналу Уральского военного округа и военной контрразведке округа. И вот по их линии меня направили в Тюмень на формирование 175-й стрелковой дивизии, где меня назначили секретарем военного трибунала дивизии.

– Сколько вы прослужили в этой дивизии?

– Чуть более полугода. Где-то сразу после ноябрьских праздников 41-го нашу дивизию отправили на Юго-Западный фронт, а в окружение под Харьковом мы попали в мае 42-го.

– А как вас назначили на такую должность, если у вас не было юридического образования? Вообще, чем вы занимались в трибунале, что входило в ваши обязанности? Может, что-то особенно запомнилось, расскажите, пожалуйста.

– Вводили в курс дела меня постепенно и вначале действительно использовали только как специалиста по авиации. Мне дали почитать где-то десяток различных дел, и я давал по ним свое заключение. Помню, мне пришлось присутствовать при допросе одного деятеля, который выдавал себя за летчика, но его сразу же уличили во лжи. И только потом мне уже стали давать читать дела, вообще никак не связанные с авиацией, и спрашивали мое мнение. Причем при этом я даже не знал вначале, на какой должности я там нахожусь. А потом у меня состоялся примерно такой разговор с председателем нашего трибунала: «Вы не будете возражать, если мы вас введем в постоянный штат? Ведь вы все равно по состоянию здоровья пока не можете вернуться в авиацию. А у нас вы будете назначены секретарем трибунала со всеми правами среднего командира и получите звание младшего военного юриста».

И тут у меня встал вопрос, что делать, потому что незадолго до этого начальник особого отдела дивизии тоже предложил мне пойти к ним на оперативную работу, правда, вначале я должен был пройти двухмесячные курсы. Но я попросил у него время, чтобы подумать. И тогда председатель нашего трибунала дал мне очень дельный совет: «Ты должен учесть, что у нас ты будешь заниматься чисто технической работой: вести протоколы судебных заседаний, различную документацию, к тому же ты уже немного в курсе этой работы, втянулся, познакомился с людьми. А там ты будешь на секретной работе, и если захочешь оттуда уйти, то так просто тебя уже не отпустят. Зато от нас ты сможешь уйти всегда».