На войне как на войне

И вдруг водителя прорвало. На нем была куцая и отвердевшая, словно кирза, фуфайка. Руки чуть ли не по локоть вылезали из ее рукавов. Никто так не страдал от холода, как Щербак.

Сначала он долго ругался, так изобретательно и ожесточенно, что даже ефрейтор Бянкин свистнул. А потом закричал:

— Чего на него смотреть? Ахнуть из пушки. Давай, лейтенант, я разверну, а ты ахнешь!

— Заткнись, Гришка! Испугался он твоего крика.

— Криком его не проймешь. Он толстокожий, — подхватил часовой. — Давай, ребята, куда-нибудь отселева. А то он меня завтра с потрохами сожрет.

— А, боитесь! — заревел Щербак. — Сейчас я с ним один расправлюсь. — И он бросился к машине.

— Щербак, вернись. Я приказываю: вернись! — закричал Саня, но водитель даже не оглянулся.

Самоходка, рыча, поползла к хате. Саня бросился ей наперерез.

— Стой! Стой! — закричал Малешкин.

Щербак остановился.

— Ты что задумал, идиот? Хочешь, чтобы всех под трибунал?

— Не бойтесь, лейтенант. Я их давить не буду. Я их выкуривать буду!

Саня опешил:

— Как это выкуривать?

— Поставлю машину выхлопными трубами к окнам и заведу. Увидите — майор со своей стервой, как ошалелый, из хаты выскочит.

— А что? Идея! — подхватил Домешек. — Давайте, лейтенант, попробуем. Если он побежит жаловаться, скажем — прогревали мотор.

Саня посмотрел на Бянкина:

— А что ты скажешь?

— А чего мы теряем? — сказал заряжающий.

Решили попробовать. Самоходку выхлопными трубами подвели под окно. От шума солдаты в машине проснулись и, узнав, в чем дело, обрадовались. Часовой убежал в хату.

Саня с экипажем на всякий случай закрылись в машине. Щербак завел мотор и стал потихоньку газовать. Из дома выскочил майор, подбежал к самоходке и, стуча по броне рукояткой пистолета, завопил:

— Прекратить! Я требую прекратить немедленно!

Механик заглушил мотор. Наводчик приподнял люк и удивленно спросил:

— В чем дело, товарищ майор?

— Что это значит?

— А ля герр ком а ля герр, — ответил Домешек.

— Что? — взревел Дядечка.

— На войне как на войне. Действуем в соответствии с обстановкой, товарищ майор. — И Домешек захлопнул люк.

Майор чуть не задохнулся от злобы.

— Прекратите безобразничать! Лейтенант Малешкин!

— Мы не безобразничаем! Мы прогреваем мотор, — ответил Саня.

Майор забегал вокруг самоходки, потом взобрался на башню и, безобразно ругаясь, долго колотил каблуками крышку люка. Наконец он выдохся и, пригрозив Малешкину трибуналом, ушел в хату.

Щербак опять завел мотор и так газанул, что задрожали рамы.

Так он газовал минуты две. На машину взобрался часовой и забарабанил прикладом автомата.

— Эй, танкисты, глуши душегубку! В хате не продохнешь. Товарищ младший лейтенант, майор Дядечка просит вас в хату.

— Зачем? — спросил Саня, не открывая люка.

— Не знаю. Идите, младший лейтенант, не бойтесь. Он, кажется, труханул порядочком, — заверил солдат.

Саня посмотрел на Бянкина. Тот утвердительно кивнул головой, а Домешек добавил:

— Если что, мы из него окрошку состряпаем.

Когда Саня вошел в хату, в ней попахивало выхлопными газами.

Майор Дядечка стоял, глубоко заложив руки в карманы шаровар. На его мясистом багровом лице было столько брезгливости, а в маленьких глазах столько злобы, что Саню передернуло.

— Значит, машину прогреваете? — спросил майор.

— Так точно, товарищ майор. — И Саня щелкнул каблуками.

— Ну и хлюст же ты, Мале-е-ешкин, — майор так протянул в слове «Малешкин» букву «е», словно их там было не меньше десятка. — Кажется, и смотреть не на что, а ведь до чего додумался. Ну и ну… — Дядечка зевнул. — Можете располагаться здесь, на полу. Один может спать на печке. Лично вам, младший лейтенант Малешкин, рад бы предложить отдельную постель, но я здесь не хозяин. Сам сплю на лавке. А завтра мы с вами поговорим, Мале-е-е-ешкин.

Хозяйка приволокла ворох соломы, бросила под головы шубу, а вместо одеяла — грубую самотканую дерюгу.

Майор Дядечка спал на двух сдвинутых скамьях под шинелью. Хозяйка сжалилась над Щербаком, пустила его на печку, а сама легла на широкую деревянную кровать. Малешкин, сняв сапоги, забрался под дерюжку, с боков к нему привалились наводчик с заряжающим.

Сане не спалось. Он и сам не мог понять, что ему мешало. Двумя лиловыми пятнами маячили окна. С улицы доносился неразборчивый говор солдат, который поминутно прерывался хохотом. На печке с клекотом, как взнузданный конь, захрапел Щербак. К нему присоединился майор Дядечка и с таким азартом принялся драть горло, как будто по хате поехала, лязгая гусеницами, самоходка. Слева фистулой засвистел Домешек, справа рассыпал горох ефрейтор Бянкин.

— Фу ты, черт возьми! — прошептал Саня, скрючился и заткнул пальцами уши.

Проснулся он позже всех. В окна глядело солнце, и в хате было светло и жарко, как в фонаре. Саня долго тер кулаками глаза, а когда протер их, то увидел, что Домешек с хозяйкой чистят картошку. Кроме них, в хате никого не было.

— А где майор? — спросил Саня.

Домешек загоготал, и хозяйка засмеялась, обнажив ровную, плотную полоску зубов.

— Чуть свет, не завтракавши, укатил. Во как вы его напугали.