На веки вечные

Действовал смело, лично у меня претензий нет — доложил командир роты.— Только вот...— ротный замял­ся, сбросил с себя строгую официальность, улыбнулся. — Давеча из решетки жалюзей их танка вытащил поварской черпак. Не понимаю, зачем они возили его...

Семенцов и другие члены его экипажа смущенно пе­реглянулись между собой. Пришлось доложить комбату, как ночью «атаковали» вражескую кухню.

— Значит, по вашей милости врагу пришлось сра­жаться натощак? — развеселился комбат.— И то — де­ло. Кухню недооценивать нельзя.

Когда начальство удалилось, к экипажу Семенцова подошел замполит батальона Коломийцев, человек но­вый в подразделении. Познакомился с каждым и поин­тересовался, нет ли среди них защитников Ленинграда.

А как ваша простреленная нога, товарищ капи­тан, не беспокоит? — вдруг вместо ответа спросил его лейтенант Семенцов, узнав в замполите бывшего политрука роты тяжелых танков КВ 106-го отдельного танкового батальона Ленинградского фронта. В один из мо­розных дней начала 1942 года на окраине Сестрорецка финский снайпер угодил Ивану Федотовичу в ногу. Семенцов с двумя бойцами доставили политрука в ме­дицинский пункт батальона.

Коломийцев тоже узнал Семенцова. Встрече были искренне рады оба. Вспомнили боевых товарищей, бло­кадный паек...

6.

Оборону танкисты занимали лишь несколько дней. Потом сосредоточились в сосновом лесу западнее Старо-Петровцев. Теперь их, освободителей, с нетерпением ожидала столица Украины — Киев.

Большая нагрузка легла на ремонтную службу брига­ды. С раннего утра и до позднего вечера около танков не прекращалась работа. Ремонтникам помогали тан­кисты, временно оставшиеся без машин. Среди них был и лейтенант Борис Гладков.

Как-то Борис спросил вылезшего из-под танка свое­го давнего приятеля, бригадира ремонтников Фролова:

Миша, ты, почему такой кислый да черный? Уж не заболел ли?

Болеть некогда, дружище. Четвертые сутки почти без отдыха. Пилим, варим, клепаем... За сутки, случает­ся, «ставим на ноги» по пять — шесть танков. Ну, а черный... Посмотри, вон инженер и наш взводный — еще грязнее нас. Так что нам сам бог велел...

Да, здесь круглыми сутками решалась сложная тех­ническая задача по восстановлению машин, по подго­товке их к предстоящим боевым испытаниям.

Пока командование и штаб бригады изучали против­ника, занимались организацией боевой учебы, доукомп­лектованием подразделений личным составом. В полную силу трудились и политработники во главе с начальни­ком политотдела Георгием Степановичем Полукаровым. В батальонах и ротах проходили партийные и комсо­мольские собрания, беседы и политинформации о по­ложении внутри страны и на фронтах, об открытии «второго фронта», который никак не открывался... К по­литработникам танкисты обращались по самым разно­образным житейским вопросам. Всегда они находили время, чтобы внимательно выслушать их и по силе воз­можности оказать помощь.

По всему чувствовалось, что подготовительные ме­роприятия подходили к концу. На десятки километров в лесах сосредоточились войска со своим грозным ору­жием. Особенно много было артиллерии: всюду стояли пушки разных калибров, минометы, «катюши», самоходно-артиллерийские установки. Здесь же вместе с совет­скими частями стояла и готовилась к предстоящим боям чехословацкая бригада.

1 ноября 1943 года все приготовления были закон­чены. В три часа дня приехали командующий фронтом генерал Н. Ф. Ватутин и командир корпуса генерал Г. Кравченко. Ватутин обошел буквально все маши­ны бригады. Он заводил разговоры с экипажами, забра­сывал их массой вопросов, в том числе и технических. Танкисты только руками разводили: откуда командую­щей так доподлинно знает танк?..

К вечеру среди машин появился почтальон. Многие получили письма от родных и знакомы!

Есть и вам, Дмитрий Семенович! торжественно объявил «Харитоша» и протянул башенному стрелку Волкову письмо. Был сержант родом из Чи­тинской области. По возрасту самый старший в экипаже. Человек добрейшей души, исполнительный, очень рас­торопный.

Волков недоверчиво взглянул на треугольник и, вытерев о брюки пальцы, раскрыл письмо. Лицо его сразу посветлело.

Живы и здоровы все! — проговорил он радостно.— И дети, и жена Катерина Степановна.

Очень рады за тебя, Дмитрий Степанович! — по­слышались отовсюду голоса.

Почти в каждом доме получили похоронные,— говорил он по ходу чтения письма,— многие стали инва­лидами...

Дочитав, Волков стал скручивать цигарку. Несколь­ко услужливых рук протянулись к нему с самодель­ными зажигалками.

Если сержант не был в бою, то курил почти не пере­ставая. У него все карманы были набиты махоркой. Вдо­бавок еще таскал на груди, под комбинезоном, мешочек (часть рукава от гимнастерки), наполненный ею же.

Брось ты, Дмитрий Степанович, свой табачный тюфяк. Была бы голова цела, а табак найдется,— по­смеивался над ним механик-водитель Герасимов.

Без табаку я не вояка, без него меня враз фа­шист скрутит,— улыбаясь, отвечал ему Волков.

Скоро совсем стемнело. Табачные затяжки живопис­но высвечивали лица бойцов.

Давайте споем песню, — предложил радист-пуле­метчик Головкин.