На «Варяге». Жизнь после смерти

Мы же с остальной командой занялись заводкой невода. Прежде всего вся публика разделась по шуточной команде; «форма одежды — фуражка». Около сложенного платья остались дневальные, которых по очереди подсменяли, чтобы и им дать радость поплескаться в воде. На одну шестерку посадили гребцов и рулевого, дабы она обходила дозором вдоль мест ловли, на случай, если на рейде окажутся акулы или кому-нибудь из рыбаков станет плохо в воде.

Затем офицеры и команда ревностно, соблюдая полную тишину, начали заводку невода. В соленую прозрачную воду потянулись вереницей загорелые тела офицеров и матросов. Невод завели далеко в море. Затем начали заворачивать его передний конец к берегу, охватывая возможно большую часть бухты.

После некоторого времени этой работы стало заметно, что внутри невода рыба «ходит». Иногда стройный синеватый силуэт мелькнет в воздухе и шлепнется опять в воду. Уже край невода направлен к берегу, и, таким образом, большой участок моря охвачен сетью. В этот момент рыбаки подымают шум и густою цепью заходят вокруг невода, стараясь охватить его по внешнюю сторону, насколько глубина позволяет стоять. По воде они хлопают руками и досками. Внутри невода по мере того, как его подтягивают к берегу, видно бурное движение воды от массы бьющейся там рыбы. По временам отдельные крупные экземпляры, несмотря на крик и шум, решаются выпрыгнуть из воды и перелететь через невод на морской простор. Таким путем все-таки ушло довольно много рыбы. Но вот невод подтянут вплотную к берегу. Тащить его очень тяжело. Несмотря на то, что нас около 200 человек, каждому находится работа. Этот укладывает концы невода на берегу, те идут цепью в воде по наружную сторону, подымая шум и гам. Следующие тащат концы невода на берег, другие направляют его «мотню», где уже видна пойманная рыба.

Невод вытащен на прибрежный песок. Сквозь его мелкие ячеи видно было, какую массу разнообразной и красивой рыбы и морских животных — «фрути ди маре», как говорят итальянцы, мы поймали Рыбы удивительной окраски, то ярко–красные, то серебристо–белые с темными спинами, то ярко–синие или синевато–зеленые.

Много вытащили морских звезд, попались небольшие крабики и головоногие.

Все мелкое и несъедобное мы выкинули обратно в море. Рыба отобрана. Шлюпки оставлены на берегу с дневальными. Их носовые фалени крепко прихвачены к стволам пальм. Рыболовы с богатой добычей идут на полянку, выбранную для пиршества, и в ожидании изготовления вкусной ухи в самых живописных позах, то в одиночку, то группами ложатся в разных местах полянки или же в глубине пальмового леса.

Наступает отдых; большинство спит. Солнце садится, быстро спускается темная тропическая ночь. Небо усеяно блестящими звездами. Над нами сияют яркие созвездия южного неба.

Очень хорошо было в этом густом лесу кокосовой пальмы. Ночь совершенно темная. На полянке горят костры, разложенные коками для варки ухи и чая. Топливом служат сухие листья пальм, всевозможные обломки и щепки.

Проснувшаяся команда натащила горы сухих пальмовых листьев, сделала из них нечто вроде ложа на выбранном нами бугорке и поставила огромные факелы высотою больше человеческого роста, которые решено было зажечь в дополнение к кострам, во время ужина

Вот и поспела долгожданная yxa!.. — «К вину и ужинать!» — командует кто-то. Всем матросам роздано по чарке рома, разбавленного до 40 градусов кипяченою водою. Офицеров устраивают в середине на возвышении, команда концентрическими кругами ложится вокруг нас на траве. Перед нами появляются баки с дымящейся ухой, и начинается ужин Песешшки и балалаечники ужинают с нами. Однако скоро профессиональная любовь к пению заставляет их, между едою, начать напевать то вполголоса, то полным хором ту или другую песню.

Наевшись жирной вкусной ухи, команда, до того молча вкушавшая пищу, начинает понемногу оживляться. То там, то здесь в группах, освещенных красным пламенем костров, яркими пятнами играющем на беловато–сером рабочем платье, вспыхивает смех, слышен непринужденный разговор, шутки. Конечно, все это грубовато, но оно не портит эту картину тропического леса ночью, освещенного заревом костров.

На огонь, пение и шум на нашу полянку выбрались из леса несколько негров–рабочих с плантации. Они были почти голые и на фоне этого ночного пейзажа казались какими-то адскими духами.

Наши матросы, со свойственным русским добродушием, немедленно пригласили их поесть и выдали каждому по «чарке» рому. На лицах чернокожих расплылись радостные улыбки.

Хор песенников все громче, все увереннее ведет задушевную родную нам песнь. По мере продолжения пиршества песни становятся веселее, бодрее. В них иногда врывается визг развеселившихся негров.

Лежа среди пирующих матросов, я с улыбкою смотрел на это диковинное зрелище. Чисто русские физиономии наших матросов, вперемежку с толстыми губами, курчавыми головами и черными телами негров, казались мне каким-то фантастическим карнавалом.

Ужин подходит к концу. «Для предохранения от лихорадки» ротный командир разрешает выдать команде еще по чарке рома.