Если мне вдали от России было мучительно стыдно и больно переживать все это, то что должны были испытывать в России культурные люди, чувствуя полное свое бессилие противостоять разбушевавшейся невежественной массе, раздавившей их своим огромным большинством.
Прошли последние годы войны, и я оказался в новом, только что родившемся государстве — Королевстве сербов, хорватов и словенцев, на должности морского агента в нашей миссии в Белграде. Одновременно я исполнял ту же должность при нашем посольстве в Риме.
Королевство после войны получило полосу берега Адриатического моря длиною около 600 километров, считая от Котора (Бока Которска) до Сушака, который находится по соседству с Фиуме. На этом побережье лежат старые славянские города: Котор, Дубровник, его пригород Груж с длинной синей бухтой Омбла, Макарска, Сплит, в котором славится дворец императора римского Диоклетиана, Шибенник и другие. Это побережье тесно связано исторически с Россией. В тяжелые годы Пугачевского бунта в Дубровнике жила загадочная претендентка на русский престол, известная в истории под именем княжны Таракановой. До сих пор сохранился в Дубровнике домик, в котором она жила и где она пировала со своим покровителем польским князем Радзивиллом. В бирюзовую бухту Омбла приходил тогда турецкий военный корабль под командой галион–капитана (капитан 1–го ранга) Гассан–Бея, влюбленного в княжну Тараканову. Этот турецкий морской офицер возил отсюда в Константинополь письма, которые княжна Тараканова писала «своему возлюбленному братцу» — Емельяну Пугачеву.
В Дубровнике княжна Тараканова познакомилась с русским адмиралом графом Орловым. Здесь он устраивал для нее роскошные празднества, здесь уговорил ее отправиться в Италию, там она была арестована и на русском военном корабле доставлена в Россию. Эти же берега во времена Александра Благословенного, в героическую эпоху войн с Наполеоном, видели русскую эскадру адмирала Д. Н. Сенявина. В Которской бухте была наша морская база, Дубровник был взят штурмом русскими войсками. Наконец раньше, еще при Петре Великом, отсюда вышли наши известные адмиралы графы Войнович и Змаевич, оба уроженцы Которской бухты. Теперь, когда начала возрождаться Югославия, так было естественно, если бы уцелевшие наши корабли появились бы в этих водах вместо того, чтобы гнить у стенок Бизерты или портов Англии.
И вот однажды я получил в Белграде шифрованную телеграмму из Лондона от нашего морского агента [148]. В ней он запрашивал, не согласится ли правительство Югославии принять на хранение до восстановления в России национальной власти два наших крейсера «Варяг» и «Аскольд». Я знал, как нуждается юная Югославия в военных кораблях, знал, что ей не по средствам приобрести сейчас новые корабли. Вот почему я был убежден, что наши крейсеры, отдаваемые даром с правом пользоваться ими и учить на них личный состав, будут приняты с восторгом Однако я ошибся. Помощник военного министра по морской части, милый и доброжелательный контр–адмирал Кох, с горечью ответил мне, что принять «Варяг» и «Аскольд» они не могут. Не могут по причинам чисто политическим, хотя материально и морально принятие наших крейсеров для них было бы чрезвычайно кстати. Политические же причины были те, что на противоположном берегу Адриатического моря, в Италии, с ревнивым чувством смотрят за всем, что творится на славянских берегах этого моря. Приход сюда «Варяга» и «Аскольда» там будет, наверное, принят с величайшим негодованием. «Тень России» все еще пугает кое–кого на Западе, развал России для многих слишком выгоден, и даже такая ничтожная наша помощь братской Югославии, как присылка сюда двух наших старых крейсеров, с единственной целью сохранить их, вызовет там негодование. Недаром бывший итальянский министр г. Нитти в своей книге с таким облегчением восклицает: «Какое счастье, что в России произошла революция».
Итак, «Варягу» не суждено было больше плавать. Он остался в Англии, там постепенно, лишенный ухода, он проржавел, был превращен в понтон и, наконец, сдан к порту в качестве лома железа [149].
Югославия, создавая свой маленький флот, купила бывший германский крейсер «Ниобе» постройки 1899 года. Крейсер этот маленький и тихоходный. Имея возможность в 1920 году получить «Варяг» и «Аскольд» даром, Югославия заплатила за «Ниобе» 18 000 000 динар, т. е. около 9 000 000 франков. Так, в угоду современному кумиру политики и демократии, все и всегда оказывается направленным против логики и здравого смысла.
На этом я мог бы окончить мою книгу. Итак я, вероятно, утомил моих читателей описаниями походов «Варяга». Но мне хотелось под конец перенести вас с собою опять на Дальний Восток, куда мне суждено было попасть и где мне пришлось после многих лет вновь увидеть клочок русской земли.