Василий тут же проиграл в голове заманчивую возможность немедленно проникнуть в тайну старухи и увидел всю несостоятельность метода.
— Нельзя, кто будет отвечать, если мальчик сорвется?
Карлик помолчал, пошевелил зонтом половик у порога, пробор на голове был ровный, словно прочерченный мелом по линейке.
«Гражданин из сферы обслуживания», — подумал Василий.
— Вы, пожалуй, правы, не стоит рисковать. Слишком дорогая цена. Мы еще попробуем позвонить и постучать.
Незаметно подошел вечер. На улице все так же светило солнце, но в косых лучах его уже не было яркости. Там, где залегли тени, исподволь накапливался сумрак; разнообразные звуки, приходившие с улицы, стали мягче, спокойнее, незаметней.
Василий позвонил в роддом и спросил: как дела? Через минуту девичий голосок радостно пропищал:
— Девочка, поздравляю вас! Родилась в семнадцать часов тридцать минут.
— Послушайте, это точно? Вы ничего не перепутали?
— Да точно же… Ох, какие вы все, папаши…
Сердце билось так, что дыхание стало прерывистым. Он прилег и попытался осознать свое состояние. В висках молоточками пульсировало: отец! отец! отец!
Василий посмотрел на часы — около восьми, значит, два с половиной часа он уже был другим, два с половиной часа он уже не принадлежал только себе, как это он чувствовал всегда. Теперь он принадлежал — Им! И в первую очередь — Ей! Дочке!
То, что он сейчас испытывал, можно было, пожалуй, сравнить только с первым утром супружеской жизни, когда он, рано проснувшись, мгновенно ощутил рядом прекрасное существо. И он вздрогнул всем телом, словно от удара током, и моментально и ясно осознал: нет теперь прежнего Василия, и все в жизни каким-то образом изменилось. Первая близость с женщиной, словно могучая волна, вознесла его на новую нравственную ступень, и окружающий мир многократно усложнился. То, что вчера казалось пустяком, сегодня пустяком уже не казалось. Он провел рукой по лицу жены, как будто удостоверяясь в подлинности, в реальности существования ее; прикосновение его было нежным и легким. Потом он ходил по комнате, разглядывал Наташкины вещи, развешанные на спинке кровати, разбросанные на стуле, и все время был в таком состоянии, словно через него пропускали электрический ток.
Тогда он даже не смел предположить, что это чувство не на всю жизнь, что вскорости многое пройдет, постепенно растворится в монотонном житейском потоке. И чем сильнее захватывал этот поток, тем все меньше верилось, что когда-нибудь еще будут возможны подобные минуты.
С частной квартирой оказалось не так-то просто. На объявления никто не откликнулся, и Василий после работы ходил по дворам, заводил знакомства с дворниками и всезнающими старухами. Нашел комнату в частном секторе, с отдельным входом, но без удобств. Вода во дворе и дровишки тоже; словно из гигантских спичек сложенная поленница, пахнущая преющим осенним лесом.
Не прошло и двух месяцев, как Наташа сказала задумчиво — она сидела на корточках перед открытой печкой и наблюдала, как медленно поддавались огню отсыревшие дрова:
— Еще одна девчонка из нашего класса выскочила замуж.
— Повезло, — сказал Василий.
— Да! Повезло! — с вызовом повторила Наташа. — Они тут же купили кооперативную квартиру. Двухкомнатную.
— Значит, жулики. Откуда сразу столько денег?
— Родители помогли.
— Ну, знаешь ли… Почему тебе не помогли? Ты же одна дочка.
— А ты один сынок. Ты работаешь младшим инженером за какие-то гроши, а у той муж защитил кандидатскую.
— Видали мы таких кандидатов, — сказал Василий и показал, что сплевывает.
На этом разговор прекратился, но у Василия долго еще скребли кошки на душе. Он и сам видел, как лезут, как работают локтями другие, и глубоко переживал, что у самого не получается. Спасибо армии, хорошего техника из него сделала, удостоверила это солидным свидетельством, а то бы только мечтать о чистой интеллигентной работе. Но будущего на ней, похоже, не сотворишь. Уйти же в простые рабочие — духа не хватает. А платят действительно мало. Хотя вообще-то человек существо такое: сколько ни плати, всегда будет мало.
Но теперь Василию будет везти! Он даже зубами скрипнул — обязательно должно везти! Отныне он обязан долго жить, хорошо зарабатывать, ставить на ноги существо, которому он даровал жизнь. Стоп! Стоп! А Наташкины слова: хотел ли даровать? Да! Хотел! Тысячу раз — хотел… И чего бы там ни бормотала Наташка, как бы ни казнила его в приступах плохого настроения, высшее благо, отпущенное природой человеку, — даровать и сохранять жизнь, чувствовать свою причастность, свое прямое пособничество в том, что вокруг все живет, расцветает и множится; в случайном миге бесконечного времени, наперекор всему! Именно так!
Василий почувствовал жажду деятельности, а поскольку дома делать было нечего, решил сбегать за угол, купить цветов, чтобы первый утренний визит к Наташе обставить как следует.
Итак — за цветами!
Дверь в квартиру старушки была приоткрыта. И с плеч Василия свалился тяжелый груз. Так вот что его угнетало…
«Действительно, чудят старые галоши, как хотят», — подумал Василий. И тут же забыл об этом.