К литейной машине, а он сам того хотел, его не поставили: никто не взял на себя ответственность использовать специалиста на низовой должности. А как заманчиво было начать с первой ступеньки — какой бы потом был незаменимый опыт. Но в технологах дела у него пошли хорошо. Он продолжал расти. А совсем недавно его назначили заместителем начальника цеха литья под давлением. Это, конечно, здорово, но пока Володя чувствовал себя министром без портфеля: был начальник цеха, был еще один зам, ветеран, родился, наверное, в литейке. Но Володя знал — время работает на него.
Несмотря на накопленный опыт и на твердые уже навыки работы с людьми, в душе Володя оставался мальчишкой. Уж очень быстро прожитый день становился чужим, а события недельной давности — дай Володе возможность — он бы перекроил заново. Ему хотелось научиться курить трубку, потому что нравилось, как это выглядело у других. Он хотел завести щенка овчарки и дрессировать его. Как сказал один товарищ, у него много еще было юношеских «закидонов», с которыми, по мнению того, пора бы расстаться. А как расстанешься? Вот и на проводах Богдана чуть было не начал «выступать», когда увидел, в какую компанию попал. Володя чувствовал, как решительно спасал положение, сколько душевной и физической энергии тратил Ермолай Емельянович, чтобы всех расшевелить; чувствовал и переживал за него. Лица карапузиков как будто бы окаменели в детстве. Володя допускал такую мысль, что просто придирается к ним. Но очень неохотно допускал. На островах он вдоволь насмотрелся на таких пижонов.
Почему же возникла неприязнь? Отношение хозяев да и гостей к Володе и к Владимиру Михайловичу было самое доброе. В подобных случаях принимают все как есть, а не так, как хотелось бы. Но весь вечер Володя чувствовал, что эта жизнь — чужая, не его, не его друзей. Володя был далек от мысли, что их пути привлекательней, свой путь он уважал больше. Но тревогой тянуло с тех троп, на которые, как он чувствовал, никогда не будет возможности ступить — так уж складывалась своя собственная жизнь, — как будто именно там, на тех тропах, таится какая-то опасность.
Год назад, когда они возвращались с проводов Богдана, Володя сказал Владимиру Михайловичу:
— В десантники бы его, да не возьмут. В очках.
Владимир Михайлович, видимо, уловил в тоне Володи враждебность, усмехнулся и ответил:
— Молодой ты, а, как погляжу, уж консерватор. В жизнь вступает поколение, у которого пока все гладко. Разве ты не видишь — юнцы идут. Для них еще никаких запретов — все доступно, все дозволено. А разве ты не знаешь, как учит жизнь? То-то и оно!
— Весь бы тот застольный отряд к вам на стройку, вот и было бы «то-то и оно».
Но Владимир Михайлович был настроен благодушно:
— Очень хорошая мысль. Мы привыкли тянуть свой воз.
— Кто это «мы»? — попросил уточнить Володя.
— Мы — это мое поколение, голубчик Вова. Как тебе известно, мы исправно тянем свой воз и редко умираем в постелях.
— Волосы вылезли, челюсть вставная, а все как птицы на взлете.
Владимир Михайлович крякнул.
— А ну-ка, брат Вова, попробуй прояснить глубинную суть твоей мысли?
— Да нет у меня никакой глубинной сути. Просто интересно: вот сейчас или, допустим, этой ночью вдруг, тьфу, тьфу, тьфу, но вдруг у вас откажет сердце. А тянете вы очень большой воз. Кто-нибудь его еще потянет? Чтобы сразу, допустим, встать на ваше место?
Владимир Михайлович помолчал. С такой загруженностью, с такой ответственностью думать о ерунде, про которую говорит Володя, не было ни надобности, ни возможности. Надо хорошо жить, чтобы тратить силы на эти эфемерные штучки. Почему бы сердце должно отказать? Почему что-то должно случиться? С другими случается, с ним — исключено. Только так представлял текущий момент Владимир Михайлович.
— Я тебе вот что скажу: природа настолько мудра и совершенна, что сама начнет подавать сигналы, когда пора готовиться.
— Допускаю это фантастическое предположение, — согласился Володя. — Но вдруг у природы какой-нибудь прокольчик, в каком-то блоке гайку до конца не закрутили. И случится непредвиденное. Кто завтра встанет на ваше место?
— Да кто угодно встанет. Да тот же главный инженер. Смотри-ка, нашел незаменимого. И все пойдет своим чередом. И никто даже не заметит.
— Лукавите, Владимир Михайлович, сами себе противоречите. Какая же может быть замена у птицы, которая падает на взлете?
— Ты мне скажи конкретно, что тебя волнует?
— Ваш воз, Владимир Михайлович. Действительно, тянете изо всех сил. А на глазах словно шоры. И не смотрите по сторонам. Что там дальше будет.
— Занимался бы ты своими делами, — сказал Владимир Михайлович тоном, который у него иногда появлялся на оперативках. — И не лез в дела, которых не понимаешь.
— Да не сердитесь. Я очень люблю вас и уважаю. Но мне кажется, что где-то мы теряем чувство реального. Вот Богдан… Вот наследник растет! Правда?
— Богдан как Богдан. Слушай-ка, а не прикидываешь ли ты уже наследников?
— А почему бы и нет? — весело, вопросом на вопрос ответил Володя.
— Продолжателей своего дела? — уточнил Владимир Михайлович. — А есть ли оно у тебя, твое дело?