На троне в Блабоне

Ежели какой обиженный просил монаршей милости, пропускали его сперва через сито королевской канцелярии, куда искатель подавал прошение, скрепленное печатью, в коем кратко излагал свои жалобы.

Служебная процедура сия призвана вовремя направить все жалобы (на нерасторопность министров, на явное их корыстолюбие или, что еще хуже, на глупость) прямиком в корзину, каковая трижды на дню в камин опорожнялась. Таким манером до трона доходили одни только приятные вести или столь изящные сочинения, в коих ни грозящую опасность, ни вопли о помощи, ни стоны пострадавших не вычитаешь. Из таковых, скрепленных печатью, писаний следовало, что казна едва вмещала мешки, набитые талерами, подати поступали сами собой, а дороги сами собой ремонтировались, благодатная солнечная осень выдалась затяжной, а морозная зима миновала скорехонько. На то и придворные у трона, дабы короля не заботить: заботы не комары, не должно им зудеть у монарха под ухом, а посему ежедневная почта приносила надобную порцию добрых вестей — и нахмуренные, подобно крыльям падающего на добычу ястреба, монаршие брови расправлялись, лицо, пристально наблюдаемое льстецами, смягчалось, на уста являлась улыбка. А веселый король — король милостивый, тут от его доброты и ущипнешь толику, кое-что выудишь, выманишь, вынудишь, нужное дельце обделаешь… разумеется, не задаром. Проситель за благодарностью не постоит. Ох, больно я долго распространяюсь, — всполошился Бухло. — Но ежли хочешь всю процедуру, весь дворцовый церемониал постигнуть, послушать, что у монарха…

— Да говори же, всякая мелочишка важна, все признаки болезни, коли хочешь, чтоб лекарство помогло. — Я ободряюще положил руку сержанту на плечо. Кожаная кираса его намокла от росы.

— Вот, к примеру, на прием идет назначенный проситель. Его так натаскали, чтоб и рта раскрыть не смел, передал, кому назначено, прошение, а прошение в канцелярии ладненько составили, подправили, подутюжили. И за услуги получили. К королю же вместо просителя направляется сопровождающий, поручитель, доверенное лицо, дабы дело закруглить, в надлежащую минуту подсунуть, фактики подтасовать, чтоб решение знамо какое получить — ожидаемое, взлелеянное, а частенько и впредь оплаченное. Король при виде столь трогательной заботы о подданных — ведь на помочах простофиль водить приходится — растрогается: нет, каковы у меня министры, и всегда-то народу длань помощи протянут…

— А пока сановник к королю бежит дело обделывать, сосед занимает высвобожденное кресло, и уж ни за какие коврижки его оттуда не выкуришь, — саркастически мяукнул кот. — Весь совет в движение приходит, зады поспешно перемещаются — хоть на одно кресло да поближе к трону, а возжелавший королевских милостей возвращается на табуреточку возле самых дверей.

— Какая разница? — пожал я плечами. — На шаг ближе, на шаг дальше… Все равно ведь в совете…

— Разница огромная, — замахал руками сержант. — От трона начавши, обносили духовитыми угощениями. Кто поближе, выбирал куски повкуснее, а тем, возле двери, оставалось лишь корочкой хлеба, а то и просто пальцем выудить немного соуса и, вдумчиво облизав палец, оценить, сколь вкусное кушанье мимо рта пронесли. Чем дальше от трона, тем меньше оставалось, яства остывали, блюда легчали, пока, вылизанные до дна, не начинали блестеть, как зеркала на стенах. Тогда блюда уносили слуги, с небрежным кокетством жонглируя посудой на кончиках пальцев прямо над задранными носами сановников, с горестию вдыхающих ароматы исчезнувшего жаркого. От дверей завистливо смотрели на расположившихся у подножия трона, и грызла табуреточников одна забота: как бы выжить сановников из кресел. Глотали слюнки, а будь их воля, изничтожили бы взглядом, и тронная зала давно превратилась бы в морг, заваленный трупами.

— Расскажу я тебе об одной аудиенции. — У Мышебрата насмешливо дрогнули усы. — Мне частенько доводилось сиживать на аудиенциях в раскинутом над троном балдахине я укладывался, как в гамаке, опирался подбородком на передние лапы и свысока наблюдал за всем происходящим. Видывал хитрые антраша, пропихиванье своих людишек на посты, слыхивал, как наушничают один на другого, как науськивают короля на министров. Однажды дело дошло было до великих перемен: министр финансов, вынимая платок из кармана, дабы отереть взмокшее чело, выронил золотой талер, монета со звоном покатилась. Надо было видеть, как все бросились на нее — куча мала, дрыгающие ноги, алчущие руки… А на талер король наступил ногой и позднее спрятал его на троне под подушкой. Я же под бесконечные взаимные наговоры мурлыкал себе весело наши кошачьи песенки, пока не одолевал сон… И снилась мне придворная дама нашей королевы, стройная кошечка по имени Чернулька.

— И никто тебя не прогнал с балдахина, крестный? — удивился Мышик. — Ведь министры известные нюхачи, да и придворные пудели наверняка завидовали тебе из-за королевской благосклонности.