На тихой улице

— А закон, а совесть твоя, а все, чем жил до нынешнего дня? Разве это не помощники твои, Алексей?.. Молод? Опыта мало? Верно, жизненный опыт в нашем деле нужен. Да только как его измерить, этот самый опыт? Вот я старуха, и опыта жизненного у меня хоть отбавляй, а всякое новое дело для меня в диковину. И хорошо это: значит, могу еще работать. А как начну новые дела под старые решения подгонять, как начну рыться в памяти да выискивать эти самые прецеденты, так нужно мне будет подавать в отставку.

— А мне и рыться не в чем, — сказал Алексей. — Свод законов, двадцать семь лет, прожитых без особых, прямо скажем, приключений, — вот и весь мой судейский багаж.

— Да так ли это? — несогласно качнула головой Вера Сергеевна. — Одно-то приключение в твоей жизни, что ни говори, особенное.

— Какое же?

— А то, что выбрали тебя народным судьей.

— Да, это верно — вся жизнь у меня с того дня как новая.

— Ну вот, — улыбнулась Гурьева. — А кто ты такой, собственно, что народ доверил тебе быть над ним судьей?

— В том-то и дело, что я никто не такой.

— Будто бы? Выходит, народ ошибся, когда выбирал тебя?

— Может, и ошибся. Мне судить об этом трудно.

— А ты и не суди. Ты работай. Как долг велит. Как сердце подсказывает. — Голос Гурьевой стал строже: — Вот лежит у тебя на столе бумажка: подросток Николай Быстров — хулиган. Подумай-ка, судья, пустяк это или нет?

— Не пустяк, — сказал Алексей, невольно став собранней под строгим взглядом старой женщины.

— Нет, не пустяк. По наклонной плоскости пошел паренек. «А ну-ка, стой! На руку, держись!» Это ты должен сказать ему, Алексей Николаевич. Ты — народный судья. — Гурьева испытующе смотрела на Алексея. — Понял?

— Понял, Вера Сергеевна.

— Все ли, Алексей? Знаешь ли, что значит этот вот вихрастый драчун для матери? Знаешь ли, какое горе сейчас в семье у Мельниковых?

— Догадываюсь… — неуверенно сказал Кузнецов.

— Ну-ну, догадывайся. — Насмешливые морщинки привычно разбежались по лицу Гурьевой. — Одно скажу: нет для меня дел труднее и горше, чем эти вот ребячьи дела… — Вера Сергеевна протянула руку к телефону. — Следователя Беляева, — сказала она, набрав номер. — Константин Юрьевич? Здравствуйте, говорит Гурьева. Ну, что нового у вас по дому номер шесть?..

— Здравствуйте, Вера Сергеевна, — четко и неторопливо произнося слова, сказал в телефонную трубку следователь Беляев. Он сидел у себя в крошечном кабинетике за широким письменным столом, на котором, кроме листка бумаги и стопки книг, лежала лишь красная шелковая ленточка из тех, что заплетают в косы девочки-подростки. — Что нового по дому номер шесть?..

Беляев осторожно взял со стола красную ленточку и стал задумчиво разглядывать ее, не спеша накручивая на палец. Рука у него была тонкая, нервная, и весь он был сухой, костистый, с острым прищуром глаз и упрямым, выдвинутым вперед подбородком. Манера говорить медленно, точно взвешивая каждое слово, и подчеркнутая медлительность движений разительно не вязались с подвижно-нервным его лицом — лицом человека, от которого ждешь быстрой речи, стремительных жестов, громкого голоса.

— Новостей пока маловато, Вера Сергеевна, — сказал Беляев. — Вот разве что ухватился за очень тоненькую ниточку… — И он разгладил на столе своими нервными пальцами красный шелковый лоскуток. — Случай оказался не из простых, но через несколько дней надеюсь все же явиться к вам с докладом…

Беляев опустил трубку и задумался, припоминая наиболее важные подробности дела, из которого он должен был сложить для себя ясную картину всего преступления.

7

С неделю назад Беляева вызвали осмотреть только что обворованную квартиру в доме номер шесть — самом большом доме его района.

— Бывает, бывает, — спокойно сказал он по телефону, услышав тревожный голос работника уголовного розыска. — Экая невидаль — квартирная кража! — Но сам встревожился, поймав себя на мысли: «Третья кража за месяц в одном и том же доме, а воры не пойманы». — Хорошо, сейчас приду…

Через минуту следователь уже входил в подъезд дома. Поднявшись на площадку четвертого этажа, он увидел полурастворенную дверь с медной дощечкой: «Профессор Григорий Семенович Мельников». На площадке не было ни души. Только ветер, мотая из стороны в сторону входную дверь, производил странный, лязгающий звук, когда непонятно почему торчавшие наружу многочисленные язычки запоров ударялись о край стены.

Внимательно осмотрев развороченные замки, но не коснувшись их, Беляев вошел в квартиру.

В передней его встретил молодой человек с озабоченным, нахмуренным лицом.

— Третий случай в этом доме за месяц, — сказал он. — Надо же улучить такое время, когда никого не было дома!

— Значит, хорошо были осведомлены, — не спеша оглядываясь по сторонам, заметил Беляев. — Собаку вызвали?

— Вызвал. Но… — Молодой человек безнадежно махнул рукой. — Что может сделать собака, когда здесь побывали уже все соседи, домоуправ, дворники и каждый что-нибудь да тронул пальцем! Хотите осмотреть?

— Пройдем.