Во время нашего вынужденного пребывания рядом с кольцом под Черкассами над нами то и дело пролетали русские самолеты-разведчики и так называемые «швейные машинки», не замечая, что в маленькой деревеньке между домами укрыт наш танк. Один раз я сел на место наводчика и направил пушку на русский самолет, который раздражающе медленно нарезал круги вокруг нашей деревни.
— Да его же можно легко сбить. — Мой взгляд скользнул по заряжающему, сидевшему на своем месте. — Заряди-ка осколочным.
Пока я рассчитывал, на сколько делений прицела дать упреждение, чтобы попасть в самолет, раздался голос командира:
— Армин, не вороши дерьмо! Своей стрельбой ты только вызовешь вражеские самолеты на нашу голову.
А я уже думал о награде за сбитый самолет. Железный крест, может быть, даже I класса! Но реплика моего мудрого командира вовремя вернула меня к реальности.
Через три месяца последовали тяжелые бои, в которых мой эскадрон участвовал под Яссами. Утром 3 июня наши танки после непрерывных атак в течение дня и последовавшей ночи наконец-то стояли у обоза. Мы заправлялись, грузили боеприпасы и получали с кухни еду. Тут подошел ко мне вахмистр, с которым я уже давно был на «ты» и который потом погиб, уже будучи командиром нашего танка. Я его фамильярно поприветствовал, но когда он начал: «От имени фюрера…», то встал «смирно». Он приколол мне черно-бело-красную ленточку с Железным крестом II класса через пуговичную петлю моей тиковой куртки, которую я носил вместо черного мундира в те жаркие дни. «Боже мой, ты получаешь Железный крест прямо вместе с едой!» — подумал я еще. И все же я был обрадован. Железный крест я получил не за определенное количество подбитых русских танков, а за подвиг самаритянина, когда выпрыгнул под обстрелом из танка, чтобы спасти товарищей из подбитой боевой машины. Соответствующую грамоту я получил позже.
В МИСТИЧЕСКОМ ЛАГЕРЕ
Долгая поездка по железной дороге через Венгрию, Чехословакию и часть Польши привела меня в Дебицу. Во время поисков моей части я внезапно наткнулся на лагерь, названия которого не знаю и сейчас, но предполагаю, что это был мелкий концентрационный лагерь из комплекса Аушвиц. Я видел человек двести, в которых по звездам можно было определить евреев. Их под охраной вели по полю. Сам лагерь казался покинутым, здания его были пустыми, заключенных не было видно, и ворота были закрыты. Постоянно подвергается сомнению то утверждение, что ни я, ни мои товарищи ничего не знали о систематическом уничтожении евреев.
В школьные годы во Фрайбурге я уже видел еврейские звезды на груди некоторых горожан. В бассейне я тоже видел надпись: «Евреям вход воспрещен». Не укрылись от моего взгляда и разбитые витрины еврейских магазинов во Фрайбурге, так же как и люди из CA, стоявшие перед ними. Особенно я испугался, когда увидел разбитую витрину магазина Лихтенштайна, где продавались сорочки. Там мой отец часто покупал рубашки. У меня была симпатия к хозяевам магазинов — евреям, и я боялся людей из CA, демонстрировавших абсолютную все подавляющую власть. Мысли о том, что евреи виноваты и заслуживают подобной кары со стороны CA, были мне чужды.