На танке через ад

«Первые 5 дивизий, таким образом, уже там. И у Вас еще 24-я танковая дивизия.

Йодль: И еще 24-я танковая дивизия.

Гитлер: Она должна подойти сюда, это совершенно точно. Нам надо посмотреть, чтобы мы здесь быстро получили дивизию…»

А позднее, во время обсуждения обстановки 27–28 декабря 1943 года, Гитлер спросил: «Как обстоят дела с 24-й танковой дивизией?»

Цайтцлер: «Ее боеспособность еще не определена, но она сильна, степень боеспособности — первая».

В начале августа 1943 года мы окончательно узнали, что нас переводят в Италию. И уже через несколько дней мы садились в поезд, который вез нас сначала до Магдебурга. В Магдебурге находилось управление войскового вооружения, которое отвечало за снабжение новых формирований вооружением, боевой техникой и транспортом. Мы оставили штурмовые орудия во Франции, а в Магдебурге получили наши новые танки типа IV (модель Н, вес 25 тонн, с дополнительным бронированием — так называемыми юбками). Теперь пришло время удивляться смыслу нашей прежней подготовки, потому что танк Pz IV имел совершенно не такое устройство, как штурмовое орудие, на котором мы столько учились. Наряду с поворачивающейся башней, которую можно было вращать вручную или с помощью двухтактного мотора объемом 600 кубических сантиметров, экипаж состоял из пяти человек (командир, наводчик, заряжающий, механик-водитель и радист), у танка был 350-сильный бензиновый двигатель «Майбах», в отличие от танка Pz III у него было восемь опорных катков и топливный бак емкостью 470 литров, обеспечивавший запас хода 130–150 по бездорожью. Вооружение состояло из длинной 75-мм пушки и пулемета в башне. Еще один пулемет был подвижно смонтирован в шаровой бленде. Из него стрелял радист. Длина танка была 7 метров, ширина — 3,33 метра.

СОЛДАТЫ ВТОРОГО КЛАССА?

Центральным требованием политики Гитлера было преследование евреев. Уже в программе НСДАП было положение, гласившее, что ни один из евреев не может быть «товарищем по народу».[3] Так называемыми расовыми законами определялось, что евреем считается тот, у кого трое «полных» еврейских предков во втором поколении. Помесью еврея 2-й степени является тот, у кого один или два предка-еврея во втором поколении. Закон запрещал евреям занимать какие-либо должности и служить в армии. Но, несмотря на это, в редких случаях «помесь» мог надеть форму Вермахта. Бывший федеральный канцлер Гельмут Шмидт в марте 1995 года в журнале «Цайтдискуссион» писал о своем дедушке-еврее. Г. Шмидт узнал о том, что его дедушка — еврей от своих родителей, когда собирался вступить в гитлерюгенд. Он объяснил, как удалось решить вопрос: «И нам удалось с помощью сфабрикованных документов противостоять всему Третьему рейху». Ему удалось дослужиться до офицера ПВО и даже «за свою болтовню» попасть под следствие «за подрыв боеспособности». Оно кончилось ничем благодаря вмешательству двух генерал-полковников.

Сейчас я расскажу, как два танкиста с такой же «отягощенной наследственностью» служили в 12-м эскадроне 24-й танковой дивизии.

Во время моей службы в 15-м запасном танковом батальоне в Загане я познакомился с Хайнко — графом Позадовски-Венером. С ним мы сразу нашли общий язык, и между нами возникла крепкая дружба. Причем мой друг оказался высокообразованным, более старшим и опытным, до призыва в Вермахт он уже учился в университете и наряду с родным языком владел английским, французским, итальянским и польским и, будучи помещиком в Силезии, уже имел профессию.

С таким багажом он, само собой разумеется, по отношению ко мне играл ведущую роль. Другие сослуживцы, знакомые с ним, от командира эскадрона и жестко-грубого главного фельдфебеля до последнего заряжающего, тоже были очарованы его личностью. Мы были вместе и на службе, и в свободное время. Несчетное количество раз мы отправлялись вместе из казармы по мосту, ведущему через реку Бобер в гарнизонный город Заган. Но было еще кое-что, что, пожалуй, его дискредитировало, но только в глазах подлинных членов партии: мой друг Хайнко из-за своей бабушки-еврейки считался «не чистой расы». В 12-м эскадроне это не имело никакого значения. Я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь в эскадроне когда-нибудь об этом говорил, и не знаю случая, чтобы у нас Хайнко имел какие-нибудь трудности. После совместной службы с запасного танкового батальона до первых боев в составе 24-й танковой дивизии в России наши пути разошлись. Он поступил в военную школу и стал офицером.