«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки

В Хабаровске на вокзале играл оркестр, было полно народу со знаменами, с плакатами: «Привет молодым патриотам Белоруссии и Литвы — будущим строителям Пионер-ска-на-Амуре!» Это встречали только что прибывший из Москвы скорый поезд (между прочим, среди белорусских ребят и девчат Миша Садкович встретил своих знакомых из Гомеля).

В Чите нам повстречался новый поезд с запада, тоже с комсомольцами. И опять демобилизованные — матросы и старшины из Севастополя. Спрашивают: «Куда загребаете?» «По домам», — отвечаем. А они: «А мы всей боевой частью взяли курс на якутские алмазные россыпи»…

Мы еще во Владивостоке споры насчет будущего завели, а тут такое началось!.. «Запад на восток подался, а восток катит на запад — непорядок! — кричит Садкович: — встречные перевозки!» «Рак пятится назад, а щука тянет в воду!» — попробовал было пошутить Петр Милешкин. Его прямо заклевали.

Словом, Николай Иванович, в Иркутске душа моя не выдержала. Пожелал я нашим ребятам дальнейшего счастливого плавания, а сам свернул с курса на север к Падун — ским порогам. В обкоме комсомола мне все документы оформили за полчаса и включили меня в группу ленинградцев и горьковчан, которая едет на строительство Братской гидростанции. Одобряете?..

Николай Садкович, Иван Левчук и Иосиф Гургенидзе сказали мне на прощание, что повидаются с родными и тоже сюда махнут. Петя Милешкин почесал за ухом: «Я тоже подумаю…» Подумать решил, и то хорошо!

Планы мои, Николай Иванович, такие:

В Братске на первых порах поработаю на том участке, на какой поставят. Строителем так строителем. Могу и электриком, и бетонщиком, и радистом на трассе будущей электромагистрали, могу и на землесосе, если есть землесосы. А там, глядишь, и школы построят — снова стану преподавателем…

Сегодня наша партия выезжает из Иркутска. Пишу на пристани, на берегу красавицы Ангары. Посылаю письмо и сказку Марише. Если она чего-нибудь не поймет, Вы, пожалуйста, ей объясните. Написал письмо и в Загорье Дуне: зову ее сюда, то есть на Падун.

Дорогой Николай Иванович! У меня к Вам предложение и огромная просьба: на будущий год вы должны будете отправить Маришу на материк, в школу. У Вас, как и у меня, нет никого родных, и Марише придется жить в интернате. Дорогой Николай Иванович! Отпустите Маришу ко мне в Братск. Она будет жить со мной и с Дуней (я уверен, что Дуня обязательно приедет). Мы будем для Ма-риши как старшие брат и сестра. Если Вы сами не сможете сюда приехать, то я возьму отпуск и прикачу встречать Вас во Владивосток.

Я очень люблю Маришу и заверяю Вас, что ей будет хорошо. Согласны?..

С нетерпением жду от Вас письма. Пишите мне по адресу: Братск, до востребования (другого адреса я пока еще не имею).

Горячий привет боцману Доронину, Игнату Атласову и всем нашим пограничникам!

Спасибо Вам за все хорошее!

Поцелуйте за меня Маришу!

До свидания! Ваш Алексей Кирьянов, старшина первой статьи»…

Тот же самый ПК-5, на котором когда-то ходил в дозор Алексей Кирьянов, на котором и мне довелось ходить к мысу Сивучий, хлопотливо урча мотором, вез меня к бросившему якорь на внешнем рейде «Дальстрою». За штурвалом стоял главстаршина Игнат Атласов.

На пирсе прощально махали фуражками и бескозырками свободные от службы пограничники. И долго еще я видел среди них высокого, слегка сутуловатого Баулина, боцмана Доронина и сидящую на его плече Маринку.

ПК-5 пристал к борту «Дальстроя». Мы с Атласовым крепко, по-мужски, пожали друг другу руки.

— Счастливого пути! — крикнул мне главстаршина, когда я поднялся на борт парохода, — Пишите!

— Обязательно! Счастливо оставаться! — крикнул я в ответ.

Выбрав якорь, «Дальстрой» попрощался с островом протяжным басовым гудком и лег на курс.

Взбежав по трапу на капитанский мостик, я попросил у штурмана бинокль и долго не мог оторвать глаз от берега.

Я видел ошвартованные у пирса сторожевики «Большие охотники», недавно возвратившиеся из ночного дозорного крейсерства. На палубах кораблей происходила приборка. Свежий декабрьский ветер рвал флаги пограничного флота…

На мысе Доброй Надежды я отыскал белеющие на фойе скал домики служб и клуба базы…

А вот и утес, выщербленный временем и непогодами каменный крест и гранитный обелиск с пятиконечной звездой… Вот и замшелый камень, и на нем, как царевна на горошине. Маринка и рядом с ней капитан третьего ранга Баулин.

С северо-востока налетел снежный буран и скрыл от моих глаз остров.

Начала разгуливаться океанская волна. Буревестник промелькнул над мостиком. Сразу стало и темно и холодно, а мне почему-то вспомнились любимые стихи Баулина:

«Над моей отчизной солнце не заходит, до чего отчизна велика!..»

Борис Карташёв Владимир Муравьёв КАУКА ЛУКИНИ [17]

КОРАЛЛ РЫБАКА КАПУ

У окна полутемного тронного зала стояла молодая женщина в тяжелом бархатном платье и со множеством запястий на смуглых руках. Она судорожно мяла пальцами густую бахрому портьеры и смотрела в окно.