«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки

Автор

ОСТРОВ ОТВАЖНЫХ

После напутственных прощальных речей грянул марш. Было пасмурно, и медь оркестра не блестела, а лишь тускло отсвечивала. Взволнованные, радостно возбужденные матросы и старшины, отслужившие на Курилах свой срок, спустились в шлюпку. Последним спрыгнул с пирса старшина первой статьи Алексей Кирьянов. Рулевой скомандовал: «Раз!», гребцы занесли лопасти весел к носу, тотчас же последовало: «Два!», и двенадцать весел как одно опустились в воду. Шлюпка рванулась вперед, оставляя за кормой пенистые водоворотики.

Провожающие замахали платками, фуражками, бескозырками: «Счастливого пути! Пишите!..»

С шлюпки в ответ: «Счастливо оставаться! Не поминайте лихом!..»

Кирьянов стоял на корме, крутил над головой мичманку, и я подивился, что на лице его нет и тени радости. А ведь он тоже возвращался домой.

Маринка прильнула к Баулину, горько заплакала.

— Ну, что ты, доченька, зачем же слезки? — успокаивал ее капитан третьего ранга.

— Мы так любили друг друга! — вымолвила девочка.

Худенькие плечики Маринки вздрагивали. Не мог скрыть волнения и Баулин: пальцы его комкали платок.

— Мы все тебя любим! — наклонился к девочке стоявший рядом боцман Доронин.

— Я знаю, дядя Семен, — сказала сквозь слезы Маринка. А глаза ее не отрывались от шлюпки.

Шлюпка шла ходко и минут через двадцать привалила к стоящему на внешнем рейде «Дальстрою», тому самому «Дальстрою», который привез на остров Н. продовольствие, новый опреснитель морской воды, книги, посылки и почту.

Я тоже прибыл на остров с этим пароходом и после многосуточной болтанки в бурном Охотском море и Тихом океане мечтал поскорее растянуться на койке, не раскачивающейся, словно на гигантских качелях. Однако провожающие не расходились, с невольной грустью глядя, как с борта «Дальстроя» спустили трап, как едва заметные фигурки людей поднялись со шлюпки на палубу корабля, как, наконец, выбрав якорь, «Дальстрой» попрощался с островом протяжным басовым гудком и лег курсом на север.

— Пошли, Мариша, домой, — сказал, наконец, капитан третьего ранга.

Девочка вытерла кулачонками покрасневшие глаза, совсем по-взрослому вздохнула:

— Пошли…

На ошвартованных у пирса сторожевых кораблях, недавно возвратившихся с охраны границы, происходила приборка. Тихий, редкостный для октября ветер едва шевелил флаги пограничного флота. Мутно-свинцовые волны лениво накатывались на склизкие, обросшие зелеными лохмами водорослей сваи.

Пронзительно вскрикнув, крупная чайка нахально выхватила на лету из клюва другой рыбешку. Царапая нервы, скрежетали скрябки — с днища вытащенного на берег катера счищали ржавчину и ракушки. Из-за высокой, отвесно падающей в океан скалы доносился перекатистый гул птичьего базара.

Крутой каменистой дорогой мы поднимались от морбазы к небольшому поселку стандартных, привезенных с материка домиков. Десятый час был на исходе, а солнце все еще не могло осилить толщу низких серых туч, отчего все вокруг тоже казалось серым, унылым.

Голые скалы в заплатах лишайников, нагромождения камней, напоминающие развалины древнего города, и вокруг ни единого деревца, ни кустика, ни даже травинки!.. Ко всему тому, справедливости ради, остров Н. следовало бы назвать островком: площадь его не превышала двух десятков квадратных километров…

Дорога свернула влево, и в прямоугольной скалистой выемке, словно в громадной естественной раме, вырисовался конус вулкана, спрятавшего в тучах свою вершину. Под ногами похрустывали обломки застывшей лавы.

— Ты не устала, Мариша? — спросил Баулин дочку, — Давай-ка я тебя понесу.

Маринка помотала головкой:

— Не, я сама… — и побежала вперед.

Одетая в голубенькое пальтецо и ярко-красный капор, сама голубоглазая, золотоволосая, она представилась мне южным весенним цветком, чудом занесенным сюда, в суровый далекий край…

Еще на материке мне рассказали, что жена Баулина погибла во время недавнего моретрясения, но я не предполагал, что у него есть дочь, совсем еще маленькая девочка, и теперь, увидев ее, подумал, что при всем своем желании отец не в состоянии заменить ей мать: как и всякий моряк-пограничник, он большую часть времени проводит на корабле, в море. Я не удержался и спросил:

— Николай Иванович, а почему бы вам не отправить Маринку на Большую землю, к родным? Уж больно сурово у вас тут на острове.

— На будущий год отправлю… Придется отправить, — произнес он, — На будущий год мы станем совсем взрослыми. Пойдем в первый класс, — Сквозь грусть на лице его промелькнула улыбка, — А что до климата, так ведь Мариша здесь выросла, она у меня, можно сказать, коренная курильчанка: когда мы приехали сюда, ей не было и двух лет.

— Значит, Мариша не видела ни цветка, ни нашей русской березки?! — невольно вырвалось у меня.

— Мама делала нам цветы из бумаги, — с горькой улыбкой сказал Баулин, — Замечательные цветы, как живые!

— А вы не подавали рапорта о переводе? Куда-нибудь на Черное море либо на Каспий? Вас же переведут без звука.

— Нет, не подавал, — нахмурился Баулин.