На стороне добра

Еще сто лет назад считалось, что земля под нашими ногами недвижима. И что Австралия вечно была островом, а Бразилию и Сенегал всегда разделял Атлантический океан. Это было настолько очевидно, что не подлежало обсуждению. Альфред Вегенер все изменил[42]. В нем не самым обычным образом сочетались страсть к приключениям и интерес к метеорологии. Он поставил мировой рекорд, пролетав над Европой на воздушном шаре больше двух дней. В гренландской тундре он взрывал бомбы, чтобы измерить толщину ледового покрова. И в пятьдесят лет погиб в очередной экспедиции.

Изучая карты океанского дна, Вегенер заметил, что края континентов совпадают, как кусочки пазла. «Разве не похоже, что восточный берег Южной Америки и западный берег Африки раньше были единым целым, раз их контуры точно повторяют друг друга? – писал он своей подруге. – Надо будет развить эту идею»[43]. Вегенер разглядел и другие загадки. На африканских равнинах видны следы схода древних ледников. Как такое может быть, если континент всегда был на экваторе? Одни и те же виды папоротников и ящериц обитают в Чили, Индии и даже в Антарктике. Как они распространились так далеко?

В то время считалось, что в древности океаны пересекались перешейками, по которым все живое перемещалось между континентами.

Но Вегенера это объяснение не удовлетворило. В книге 1915 года «Происхождение континентов и океанов» он предложил радикальную альтернативу: суша была когда-то слеплена в единую массу (Вегенер назвал ее Пангеей), но за миллиарды лет раскололась на существующие сегодня континенты. Атлантический океан моложе, чем принято считать, и продолжает расти. Животных, эволюционировавших в соседстве друг с другом, разнесло по разным уголкам планеты. Поверхность земли двигается – неуловимо, но постоянно.

Идея Вегенера не снискала одобрения. Геологи беспощадно высмеивали «континентальный дрейф», как его называли. Вегенер был в их сфере пришлым, и они возмущались, как он посмел критиковать давно укоренившиеся убеждения, да еще опираясь на такую сомнительную теорию. Подводя итог всеобщему возмущению, один исследователь описал идею о континентальном дрейфе как «горячечный бред людей с тяжелыми случаями заболевания движущейся корой и чумой блуждающего полюса». Немногие встали на сторону Вегенера, образовав маленький лагерь геологических «мобилистов», но традиционалисты все же отстояли статичную землю. Роллин Чемберлен, редактор Journal of Geology, писал: «Если мы поверим в гипотезу Вегенера, нам придется забыть все, чему мы учились в последние семьдесят лет, и начать сначала». Когда Вегенер умер, его теория все еще валялась в мусорной корзине научной истории.

Несколько десятков лет спустя ученые открыли литосферные плиты – участки земной коры, по размеру превышающие континенты и раздвигаемые потоками магмы. Северо-Американская и Евразийская плита разъезжаются приблизительно со скоростью роста ногтей; за всю мою жизнь это составило около девяноста сантиметров. Вегенер, ученый-аутсайдер с безумной идеей, в итоге оказался прав. Геологию переписали, признав, что даже неподвижные с виду вещи могут двигаться.

Сейчас все согласны, что небо и земля постоянно изменяются, но в отношении себя мы более упрямы. Разумеется, мы стареем, наши кости теряют подвижность, волосы седеют, но наша природная сущность остается прежней.

О ее расположении до сих пор ведут споры. Теологи помещали ее в бессмертную душу, а более приземленные философы видели ее в характере и добродетели. С современной научной точки зрения все природное в человеке имеет полностью биологическое происхождение, коренящееся в генах и закодированное в организме.

Где бы ни обреталась наша природа, ее полагают постоянной и незыблемой. Я называю это убеждение «психологическим фиксизмом» – по аналогии с тем, как геологи считали континенты фиксированными. Фиксизм дает ощущение надежности. Точно известно, что представляют собой окружающие и мы сами. Но это загоняет нас в рамки: мошенники всегда будут мошенничать, а лгуны всегда будут лгать.

Согласно френологии, псевдонауке XIX века, каждая умственная способность заключена в отдельной квартире нейронной недвижимости. Кронциркулями френологи измеряли выпуклости и впадины черепа и определяли степень добросердечия и совестливости. Такого рода фиксизм был на руку поборникам господствовавшей социальной иерархии[44]. Френолог Чарльз Колдуэлл колесил по югу Америки, провозглашая, что мозг выходцев из Африки создан быть угнетенным. Всякие прочие оперировали мнимыми биологическими истинами, пытаясь доказать, что женщины неспособны к образованию, бедные сами виноваты, а преступники неисправимы. Как наука френология была несостоятельна, но как идеология очень удобна.