— Устал я что-то, — сказал Алексей Васильевич, с порога протягивая объемистый пакет. — С самого утра сегодня баранку крутил, даже увлекся. Давно так не работал. Не меньше десяти клиентов, не поверишь, обслужил. Один раз в Домодедово ездил, в такую даль, сам от себя не ожидал. Но жить-то надо, нельзя же все время на кого-то надеяться. Ну, а теперь, конечно, предлагаю совместно отдохнуть. Нинка-то у меня сегодня на работе допоздна. То есть Нина Ивановна.
Но Веня проявил твердость характера. Пришлось, правда, покривить душой и выдать желаемое за действительное, зато сам по себе предлог был превосходным:
— Понимаешь, Алексей Васильевич, — сказал Веня, — сейчас ко мне девушка должна приехать. Ну какая тут водка.
— Для храбрости немного всегда не вредно, — молвил кандидат наук назидательно. — Будто сам не знаешь.
В глубине квартиры послышался сигнал мобильника.
— Слышишь, уже звонит, — сказал Веня. — Ну, не пропадешь ты без меня, извини. Позови Митрофаныча, что ли. Вы же с ним теперь друзья. Несмотря на идейные разногласия.
— Митрофаныч, не поверишь, решил отказаться от спиртного, — грустно ответил Алексей Васильевич. — Я его утром в лифте встретил, он мне и сказал: так, мол, и так, Алексей, я твердо решил, что от водки один вред, надо о здоровье думать, и теперь буду держаться от этого зелья подальше.
— Ну, дела, — удивился Веня. — Извини, Леша, телефон звонит.
И, так и не взяв увесистого пакета Алексея Васильевича, он закрыл перед носом соседа дверь.
Схватив мобильник. Веня нажал кнопку, страшно обрадовался, немного послушал и сказал:
— Здравствуй, Саша!
А немного позже в дверь Вени снова позвонили. К своему удивлению, на этот раз он увидел на пороге Ивана Митрофановича, апологета особого пути России, независимого от общих тенденций развития мирового сообщества.
Когда труженик частного извоза открыл рот, чтобы сообщить о цели своего прихода, от него ощутимо повеяло спиртным.
— Алеха не у тебя, случаем? — поинтересовался Митрофаныч. — Сдается мне, что утром он меня не совсем правильно понял…
Глава пятая
«Тогда я еще не знал, что такое колесо»
У Эдуарда Борисовича, как всегда, новые идеи появлялись, отбрасывались и заменялись другими безостановочно. На следующий день он опять собрал трудовой коллектив, чтобы объявить:
— Я еще немного подумал и пришел к выводу, что название нашего нового журнала все-таки надо оставить прежним. «Эдик» так «Эдик». В общем, это даже неплохо, что название навевает некоторые… ассоциации. Даже… э-э… вполне определенные рифмы. Некоторая фривольность, эдакая двусмысленность, сейчас, знаете ли, в духе времени. Журнал с названием «Эдик» должен пользоваться успехом.
— Конечно, «Эдик», — моментально откликнулась Заныкина-Сидорова. — Безусловно, «Эдик». Название энергичное, емкое, запоминающееся. И, конечно, с ассоциациями, вполне современными. Не знаю, как другие, я бы обязательно купила журнал с таким названием, едва только его увидев.
— Решено, — подвел итог хозяин. — Всех благодарю.
Было видно, что следующие слова дались ему не без определенной душевной борьбы. Но все-таки Эдуард Борисович их произнес:
— Поскольку журнал «Эдик» практически готов, объявляю завтрашнюю субботу днем отдыха. Хотя, конечно, если у кого есть желание, можно и поработать.
Что касается Вени, весь этот день он исполнял свои обычные обязанности без особого воодушевления. Время тянулось очень медленно, как всегда бывает, когда чего-нибудь ждешь.
А Веня с нетерпением ждал, когда наступит вечер.
Вечер оказался таким, каким частенько выдаются московские вечера поздним ноябрем. Воздух был наполнен невесомыми крошечными капельками грязной сырости. Они были видны даже в неверном свете уличных фонарей и оседали мутной пленкой на стеклах «девятки». То и дело приходилось включать дворники, но помогало это ненадолго.
В вязкой промозглой мгле фары машин, непрерывным потоком движущихся по встречным полосам, расплывались в большие световые пятна. Эти пятна проплывали мимо на небольшой скорости и частенько замирали на месте из-за возникающих то и дело заторов.
Красные габаритные огни машин, идущих впереди, как и постоянно зажигающиеся стоп-сигналы, отзывались в душе неясной тревогой. В грязных зеркалах заднего вида ничего нельзя было понять, кроме того, что пока еще они не окончательно утратили способность отражать свет.
Когда машина останавливалась у светофора, загоревшегося тем же зловещим красным светом, люди, высыпающие на пешеходные дорожки с обеих сторон улицы, казались черными бестелесными призраками. Они двигались в противоположных направлениях, быстро-быстро проходя друг сквозь друга.
И весь этот неприветливый вечерний мир пронизывался огнями реклам, назойливо и некстати светивших отовсюду и не вызывавших ничего, кроме глухого раздражения.
Веня медленно пробивался сквозь густые автомобильные стада, запрудившие Москву, к площади трех вокзалов. Он остро чувствовал все уныние этого тусклого ноябрьского вечера, но старался не очень ему поддаваться.