На службе Отечеству!

А еще упомянутые два журналиста резонно пишут: если Карпов в 1985 году уверял нас в своей ревнивой любви к Ленину, то что ж он молчал, когда через два-три года началось злобное поношение Ильича? Что ж он и сейчас не выступит в его защиту? Странно…

Во-третьих, Карпов хотя не указывает, какую брошюру он читал, кто автор, но дотошные журналисты разыскали брошюру А. Григоренко «О книге В. И. Ленина „Что делать?“». Она относится как раз к тому времени. Вполне вероятно, что Карпов читал именно ее. Так вот, в ней имя почившего Ленина упомянуто 115 раз, а живого вождя народа Сталина — лишь 36, т. е. не больше на треть, как уверяет жертва культа личности, а меньше в три с лишним раза. Выходит, что никак не мог курсант Карпов сказать «нетактичные» слова о Сталине в связи с этой брошюрой. И похоже, что посадили Карпова совсем не за «нетактичность» или негалантность.

В-четвертых, от слов «этого было достаточно» для ареста уж очень разит враньем солженицынского пошиба, что сажали за любое неосторожное словцо, за пустячный донос. Так было далеко не всегда. Это доказывается фактами хотя бы из жизни самого Солженицына: на следствии он представил своими единомышленниками школьных друзей К. Симоняна, Л. Ежерец, Л. Власова, любимую жену Н. Решетовскую, но их никого и не тронули. Мало того, когда он сидел в лагере по статьям 58–10 и 58–11 (антисоветская пропаганда и создание антисоветской организации), его жена прошла на службе непростую процедуру засекречивания. Уж там не могли не знать, где и за что пребывает ее супруг… Это делает еще более загадочным рассказ Карпова о причине его ареста. И тут нас ожидает увлекательнейший поворот.

* * *

В 1967 году, когда В. Карпов еще жил в Ташкенте и пока не был даже лауреатом Государственной премии Узбекской ССР, его пригласили в одну исправительно-трудовую колонию выступить перед заключенными. И вот что, между прочим, он сказал браткам: «Когда приходится выступать перед другой аудиторией, я об этом не рассказываю. Стыдно. Судим я два раза. Первый раз — за ограбление… Мне казалось, что только среди уголовников есть смелые отчаянные ребята, что вся их жизнь идет по особому и очень интересному пути… После возвращения из заключения я понял, что общение со старыми друзьями приведет меня снова в тюрьму.

Чтобы навсегда избавиться от этих связей, я решил поступить в военное училище. В 1939 году сдал экзамены и стал курсантом Ташкентского военного училища им. В. И. Ленина» («К новой жизни» № 1’68. С. 41–42).

Тихо!.. Тут требуются спокойное размышление. Кого или что ограбил? Когда посадили? Сколько дали? Где сидел? Обо всем этом — ни слова. Странно… В «Полководце» Карпов повторяет: «В 1939 году, после окончания средней школы № 61, я поступил в Ташкентское военное училище» (с. 237). Ему было 17 лет. Спрашивается, когда же товарищу удалось посидеть за ограбление — еще будучи школьником? Но тогда, если даже сидел всего лишь годик, не смог бы закончить школу в 17 лет. К тому же, по тем временам с судимостью его не приняли бы в офицерское училище, тем более — имени Ленина. Да и объявленное здесь Карповым увлечение уголовной романтикой решительно противоречит уже известной нам его пламенной любви к Ленину, и к тому, что еще в девятом классе «мечтал стать курсантом» (с. 10), и даже его любви к литературе, к писанию стихов, которые уже печатались в газете «Фрунзенец».

Что же получается? А то, что для двух судимостей, двух сроков, двух отсидок вроде бы и места нет. А? Похоже, что был только один арест в 1941 году и скорее всего именно за ограбление. Так при чем же здесь Сталин? Грабитель, как и вор, должен сидеть в тюрьме. К выводу об одной судимости именно за ограбление подталкивает и тот факт, что из лагеря в конце 1942 года Карпов попал на фронт. С 58-й статьей туда не взяли, например, О. Волкова, Б. Ручьева, С. Воронина, А. Разгона и других известных нам литераторов…

* * *

Впрочем, не так уж и существенно, одна судимость у человека или две. Какое нам, поэтам, до этого дело! Гораздо важнее выяснить, чем же все-таки лично Сталин «крепко покалечил жизнь» Карпову.

Мы уже выяснили, что никакого отношения к аресту будущего писателя вождь народа не имел. Грабитель, повторяю, должен сидеть в тюрьме. А что дальше?