На службе Отечеству!

Любовь к своему народу достойна уважения, но при всей любви надо иметь мужество смотреть правде в глаза, не шельмовать в пользу человека только потому, что он русский, перс или еврей. Вот Сорокин приводит текст знаменитого своей подлостью письма писателей, напечатанного 5 октября 1993 года в «Известиях» и получившего название «Раздавите гадину!», — требование к правительству Ельцина расправиться с писателями-патриотами. При этом Сорокин бросает мельком: «Под заявлением две-три подписи русских». И называет двух уже почивших — Виктора Астафьева да академика Лихачева. Но нет, любезный, не ловчи. Там всего 42 имени. Притом, да, 25–28 — не русские, из них 20–22 — евреи. Но и русских с дюжину наберется.

* * *

Сорокин рассказывает, что когда работал в издательстве «Современник», кто-то распространял там листовку, где говорилось, что он — «еврей, сын шляпника, собирающийся в Израиль» (с. 300). Что ж, этих недругов можно и понять, если и тогда этот сын разводил рацеи о том, что у него и почки русские, и селезенка русская, и мочевой пузырь русский. Могли подумать: для маскировки! А тут еще такой русский язык…

Но он уверяет, как покойный Яковлев не так давно, что для выяснения, не еврей ли сын шляпника, ЦК партии послал комиссию на его родину в Башкирию. Члены комиссии «ехали по Башкирии и расспрашивали обо мне», говорит, всех встречных (с. 300). А потом в Челябинске «начали вскрывать могилу отца», дабы по останкам решить вопрос, так волновавший Политбюро. Ведь Фурцева, говорит, член Президиума ЦК, «собиралась меня арестовать» (с. 464). А затем «хотели по этапу провести меня на север» (с. 437). Столетний же старец Пельше, председатель КПК, хватал пистолет: «Сорокин, становись к стенке!» (с. 319)…

Да за что же все это? Не по подозрению ли в еврейском происхождении? А Брежнев и вовсе «приказал разорвать меня» (с. 438) на мелкие еврейские кусочки, а голову заспиртовать в трехлитровой банке и поставить ему на письменный стол. Вот антисемиты проклятые! Вспомним опять:

Я прошел через такие грозы!..
Я в такие становился позы!..

Правда, в другом месте Сорокин пишет, что его «громили» в «Современнике» не за гипотетическое еврейство, не за неуплату партвзносов, не за аттестат, «сострадательно(!) выданный в школе рабочей молодежи» (с. 290), «а за русскую боль, внедренную в меня русским отцом и русской матерью» (с. 302).

Поскольку сам он часто прибегает к таким источникам, как слух, молва, версия, легенда, то и я позволю себе привести одну весьма правдоподобную версию, Сорокиным же и обоснованную. Так вот, ключом к пониманию причины гонений на него в «Современнике», говорят, могут служить приведенные им слова покойного Ивана Акулова, хорошо знавшего корифея: «Бабник ты, Валя! Куда бы ты ни прилетел, — бабы!» (с. 328).

Прилетел… То есть даже там, где находился короткий срок, — бабы! А если сидел в одном издательстве несколько лет? Как тут не развернуться во всю богатырскую ширь? И объект — рядом да еще и в подчинении, — это рядовой редактор Даша. Тем более что «Даша симпатичная, общительная и приятная. Одевалась со вкусом… Я читал ей монолог Сергия Радонежского из моей поэмы „Дмитрий Донской“:

Не время ждать,
Не время тешить себя враждой…» (с. 323)

Ну, чтение стихов это, как известно, излюбленное оружие стихотворцев в таких делах. Чего, мол, тянуть время, чего ждать. Вот он я, весь в медалях! Но, увы, стишки не помогали. Тогда был задействован, как ныне говорят, административный ресурс. А он у главного редактора против редактора рядового не мал. Но и это не сработало. Однако нажим продолжался. В конце концов, Даша не выдержала и рассказала отцу о домогательствах корифея. А отец — известный писатель. Он вспылил, выразил, говорит Сорокин, «большевистское возмущение». По его радзинским понятиям, ныне только замшелые большевики могут вступаться за честь своих дочерей. Отец прислал будто бы пять гневных телеграмм в ЦК. Отбил-таки дочку от посягательств грозового гения…

Помянутые сочинители антисорокинских листовок, лютые сорокофобы, вполне к тому же могли думать, что с той самой целью маскировки своей национальности поэт с давних пор всюду ищет и разоблачает евреев. Да еще вспомнили бы и о том, что родом он из башкирской деревни, и его русский язык — на башкирском уровне.

Так вот, о евреях. Сорокину мало тех, что окружают его ныне, он еще и вынюхивает их (вот они опять — «изыскания и открытия»!) в прошлом. А когда не находит, зачисляет в евреи русских и кого угодно. Это доставляет ему огромное патриотическое наслаждение. И он уверен, что в этом его долг перед любимой родиной.