На школьном дворе. Приключение не удалось

Ленька выдержал длинную паузу для пущего эффекта, потом открыл было рот, но ничего сказать не успел. Все — и восседавшие на ступеньках «летнего клуба», и сидевшие на лавочке — вдруг вскочили, и со всех сторон послышалось:

— Здравствуйте, Данила Акимович!

Луиза с Ленькой обернулись и увидели, что сзади них стоят сам Бурундук, сама «эта самая», сам заврайоно Лыков и сам первый секретарь райкома, которого все знали в лицо.

— Здравствуйте, здравствуйте! Ну, как вы тут поживаете? — сказал Данила Акимович.

Ответом на его «как вы тут поживаете» было мертвое молчание. Взрослые озадаченно переглянулись.

Вдруг со скамейки поднялась и приблизилась к ним маленькая худенькая девочка с круглой головой на тонкой шейке и короткой светлой челкой на лбу. Это, конечно, была Альбина. За ней последовал косматый Демьян, а за ним — остальные дразнильщики. Неестественно тоненьким голоском Альбина запищала, обращаясь к Инне:

— Извините, пожалуйста! Можно с вами поговорить?

— Пожалуйста, говори, — ответила Инна.

Альбина оглянулась на Демьяна, на дразнильщиков и снова обратилась к ней:

— Нет… нам… нам нужно так… нам, чтобы наедине…

Инна посмотрела на своих взрослых спутников. Глебов слегка улыбался, но Бурундук и завроно были серьезны.

— Наедине так наедине, — сказала Инна. — Куда же мы пойдем?

— Вон туда, пожалуйста, — сказала Альбина, указывая на дальний угол двора.

Она пошла вперед, за ней Инна, Демьян и дразнильщики.

— Ничего себе «наедине»! — негромко заметил Глебов.

В углу двора все остановились. Все молчали. Ребята смотрели на Альбину, и та наконец запищала еще более тонким голоском:

— Вы… Вы простите нас, пожалуйста… но мы вам все, все наврали.

— Что наврали? — спросила Инна.

— Про Данилу Акимыча. Он очень хороший человек, и вы будете очень счастливая.

— Ничего не понимаю! — пробормотала Инна. — Почему — счастливая?

— Когда женитесь на нем, — басом пояснил Демьян.

— В смысле, когда выйдете замуж, — поправила Демьяна одна из дразнильщиц.

Инна долго стояла в оцепенении, глядя на Альбину, на Демьяна, на дразнильщиков.

Когда проводилось дополнительное расследование, ребята много плакали, а взрослые много смеялись. Затем Инна отправилась в милицию выручать Чебоксарова.

Вы, конечно, спросите меня: как же сложилась дальнейшая судьба Данилы Акимовича — женился ли он или остался таким же одиноким, как покойная Ядвига Михайловна?

Успокойтесь, пожалуйста, женился. Женился на враче местной больницы, которая давно любила его.

Приключение не удалось

Повесть

I

Для шестилетнего Вовки не было большего мучения, чем оставаться дома наедине с сестрой Варей. Ему хотелось плакать всякий раз, когда мама, уходя, говорила:

— Итак, Варя, ты сегодня в доме за старшую. Смотри за Вовкой. А ты, Вова, дай мне слово, что будешь во всем слушаться Варю.

Варя уже почти месяц училась в четвертом классе. Куклы ее больше не интересовали, поэтому она все свое внимание перенесла на братишку… Оставаясь за старшую, она с таким рвением занималась уходом за Вовкой и его воспитанием, что у того, как говорится, темнело в глазах. То она стригла ему ногти, и без того короткие, то чистила на нем костюм, больно стукая щеткой по бокам и по спине, то вдруг заявляла, что у Вовки, «должно быть, жар», и заставляла его подолгу вылеживать с градусником под ворохом теплых одеял. Чтобы Вовка не избаловался, она в обращении с ним придерживалась двух очень простых правил: а) чего бы он ни захотел и о чем бы ни попросил, ни в коем случае ему этого не разрешать; б) как можно чаще делать ему замечания.

В то воскресенье Вовке пришлось особенно туго. Отец был в командировке, мама с утра уехала в деревню к внезапно заболевшей бабушке, предупредив, что вернется только через несколько дней. Варя, Вовка и их старший брат Федя остались в доме одни, и Варя вовсю развернула свою педагогическую деятельность.

Они обедали с Вовкой вдвоем, потому что Федя ушел прогуляться с приятелями и куда-то запропал. Варя, одетая в голубой сарафанчик, сидела напротив братишки, вытянувшись, прижав локти к бокам, подняв голову с прозрачной золотистой челкой на лбу и куцыми, связанными на затылке косичками. Постукивая ножом по краю тарелки, она говорила мягко, но очень внушительно:

— Ну кто так держит вилку? Вовонька, ну кто так держит вилку? А? Как мама тебя учила держать вилку?

Вовка подавил судорожный вздох, тоскливо взглянул на вилку, зажатую в кулаке, и долго вертел ее, прежде чем взять правильно. И без того маленький, он так съежился, что подбородок и нос его скрылись за краем стола, а над тарелкой остались только большой, пятнистый от загара лоб да два грустных серых глаза.

— Не горбись, — мягко сказала Варя. — Вот будешь горбиться и вырастешь сутулым. Вовонька, я кому говорю!

Вовка выпрямлялся медленно, постепенно, словно его тянула за шею невидимая веревка.

Варя взглянула на стенные часы, потом подошла к раскрытому окну и, высунувшись в него, посмотрела в одну сторону улицы, в другую…

— Безобразие прямо! Федька гуляет себе как барин, а мне ему обед потом снова разогревать!