На Севере дальнем

Том открыл было рот, чтобы ответить Чочою, но в это время плотный комок снега больно ударил его в лицо. Том закрыл лицо руками, и в ту же минуту еще несколько комьев стукнуло его по плечам и голове. Один ком ударил в затылок Чочою. Чочой повернулся, чтобы увидеть обидчика, но очередной комок снега попал ему прямо в глаз. За углом соседнего дома послышался смех.

— Это Дэвид! — негромко воскликнул Том. — Бежим к нам...

— Эй, черномазый! — послышался голос Дэвида, младшего сына мистера Кэмби. — Как тебе нравится белый снег? Он очень идет к твоей черной физиономии.

Том промолчал.

Дэвид вышел из-за угла дома. Это был высокого роста парень лет шестнадцати. Полное лицо его с заплывшими светло-серыми, почти бесцветными глазками казалось добродушным, веселым. Ему и в голову не приходило, что он мог больно ударить мальчиков, которые по сравнению с ним были совсем еще детьми. Быстро нагнувшись, Дэвид опять набрал полные пригоршни снегу.

Том скользнул за дверь своей хижины и поманил Чочоя. Чочой вбежал в хижину следом за ним.

Одноногий жестянщик Джим, отец Тома, сидел на иссеченном обрубке дерева, пристально рассматривая примус. Глянув на сынишку, все еще отряхивающегося от снега, он спросил:

—  Что, с Чочоем боролся?

—  Нет, сын Кэмби снегом забросал, — ответил Том, робко и почему-то виновато улыбаясь. — Одним твердым снежком так больно ударил в лоб, прямо искры из глаз посыпались.

Джим с ненавистью оглянулся на крохотное оконце хижины. Его черные узловатые пальцы нервно забарабанили по деревянной стойке, на которой лежали всякие инструменты, обрезки жести, гвозди, испорченные примусы, лампы.

Чочой сел на табуретку, а Том прилип носом к окну, наблюдая за Дэвидом.

— Всю жизнь я спасаюсь от них, — задумчиво сказал старый негр; крупное черное лицо его сморщилось в скорбной гримасе. — С далекого юга я пробирался на север. Дошел до самого конца света, а покоя не вижу...

Джим вытер свои сильные руки о фартук, покрывавший его колени, встал, прошелся по хижине, тяжело стуча деревянной ногой.

—  Нет спасения моему мальчику, — вздохнул сокрушенно Джим. — Нельзя ему выйти на улицу без того, чтобы не получить синяка...

На лбу Тома и в самом деле виднелась шишка с небольшой ссадиной.

—  Он уже ушел, — со сдержанной радостью объявил Том, имея в виду сына Кэмби. — Пойдем, Чочой, поиграем на улице!

Мальчики вышли на улицу, быстро пробежали вдоль поселка, спустились в глубокий овраг и выбрались на противоположный его берег. Это было любимое место ребят; здесь они играли, никем не замечаемые.

—  Том, лови меня! — закричал Чочой и побежал что было силы прочь от Тома.

Вдруг он споткнулся обо что-то черное и упал. Поднявшись, Чочой осмотрел предмет, о который споткнулся... Лицо его побледнело. Мальчик слегка попятился назад. Из-под снега торчали человеческие ноги в обледенелых торбазах.

Захохотавший было Том осекся:

—  Человек, человек замерз!..

А Чочой смотрел широко раскрытыми от ужаса глазами на белую заплату на левом торбазе и не мог вымолвить ни слова. Он слишком хорошо знал эти торбаза.

Превозмогая ужас, Чочой медленно опустился на колени и, обхватив мертвые ноги отца, заголосил тонко, протяжно, как это делают обычно чукчи и эскимосы, оплакивая покойников.

Глаза Тома наполнились слезами. Он молча смотрел на своего друга и, не удержавшись, вдруг тоже заплакал, опускаясь на слег.

Необычный плач Чочоя услыхали в поселке. К месту происшествия потянулись люди. Пришла и Ринтынэ, поддерживаемая своим братом Гоомо. Узнав в погибшем мужа, она опустилась на землю и заголосила так же протяжно и заунывно, как и Чочой.

Люди стояли безмолвно, понурив головы.

Когда пришел мистер Кэмби, все немного расступились. Кэмби недовольно поморщился, закурил свою коротенькую трубку и сказал с досадой:

— Жаль, очень жаль! Погиб самый лучший пастух... — И, немного помолчав, добавил: — Скажите шаману Мэнгылю, пусть займется похоронами пастуха.

Люди постепенно разошлись.

Весть о несчастье вскоре облетела все дома и хижины поселка. Эскимосы и чукчи выходили на улицу, долго слушали заунывный плач овдовевшей Ринтынэ и осиротевшего Чочоя, тяжело вздыхали и вполголоса проклинали мистера Кэмби.

ПОХОРОНЫ

В яранге погибшего Кэргына собрались эскимосы и чукчи.

Перед чоыргином полога Ринтынэ поставила продолговатое мелкое деревянное блюдо со строганиной из вяленого оленьего мяса. Люди уселись вокруг блюда, принялись есть. Ели они молча, не глядя друг другу в лицо, в точности соблюдая все правила похорон, установившиеся вековыми обычаями.

Усадили около блюда и Чочоя. Но мясо Чочою не лезло в горло. Глаза мальчика, устремленные к стенке полога, за которой лежал мертвый отец, выражали удивление и страх. Он не хотел верить, что отец его умер.

Когда покончили с мясом, люди вошли в полог, сели полукругом у тела покойника. Чочой забился в  самый угол, где сидела с окаменевшим лицом мать.

Люди затаив дыхание к чему-то чутко прислушивались. В пологе было так тихо, что у Чочоя зазвенело в ушах. Вдруг у яранги послышались шаги.

—  Идет! — хором воскликнули люди.