На Севере дальнем

Петя и Кэукай переглянулись и, не сговариваясь, встали. Через две-три минуты мальчики были уже в вельботе.

— Отталкивайтесь, отталкивайтесь! — умолял Эттай. — От берега отталкивайтесь, а мотор я заведу...

...Экэчо лихорадочно торопился. Ему лишь сегодня на рас­свете удалось увести моторный вельбот, который находился у причала в устье небольшой речонки. «Ночи ждать нельзя, на­до убегать сейчас», — решил Экэчо. Перед его глазами стояло спокойное, холодное лицо следователя, прибывшего в поселок для очередного допроса. Мысль о следователе приводила Экэчо в смятение. Он предчувствовал, что сегодняшний допрос будет последним: шаг за шагом следователь заводил его свои­ми беспощадными вопросами в тупик. Экэчо вынужден был дать целый ряд показаний о своих преступлениях. «Увезет он меня сегодня, обязательно увезет, если я не убегу туда, за пролив, к брату!» — торопился Экэчо, вытаскивая тюки пуш­нины из тайника пещеры.

И вдруг Экэчо бросил на землю свою ношу и побежал вниз, прыгая с выступа на выступ. У самой линии прибоя он остановился, хотел что-то крикнуть, но звук застрял в его гор­ле. «Карабин! Карабин не взял с собой, в вельботе оста­вил!» — ужаснулся Экэчо, глядя, как течение относит вельбот с мальчиками все дальше и дальше от берега. Схватив камень, Экэчо замахнулся, но, поняв, что мальчики уже слишком далеко, в бессильной ярости швырнул его в воду у самых ног и закричал что-то громко, бессвязно, потрясая в воздухе кулаками.

Услыхав крик, мальчики вздрогнули и оторвали свои взгля­ды от мотора, который, как назло, Эттай не мог завести.

— Скорей заводи мотор, медведь неуклюжий! — торопил друга Кэукай и на всякий случай потянулся к карабину, кото­рый оставил в вельботе Экэчо.

Экэчо побежал вниз, прыгая с выступа на выступ.

— Сейчас, сейчас заведу... Зажигание, понимаешь, никак не получается, свечи отсырели...

Он хватался то за одну деталь, то за другую, пытался от­винтить гайки, чтобы заглянуть внутрь мотора.

А Чочой, крепко прижимая лук к груди, вцепился в него так, что, казалось, не выпустил бы его и мертвым.

И вдруг мотор заработал.

— Ур-р-ра!.. — закричал Эттай, победно поднимая квер­ху перепачканные руки.

— Ур-р-ра!.. — подхватили его друзья.

Люди начали выбегать из домов на берег моря, когда вельбот был еще достаточно далеко.

— Нашли! Вельбот нашли!.. — повторялось на разные го­лоса.

Когда мальчики причалили к берегу, там уже собрался по­чти весь поселок.

—Что это? Откуда вы привели вельбот? — изумленно крикнул Таграт.

Но тут поднялся Чочой, опираясь на огромный лук, укра­шенный кольцами.

— Лук! Лук! Лук богатыря Ако!.. — громко выкрикнул Кэргыль и вошел в своих нерпичьих непромокаемых торбазах прямо в воду.

Легкой волной прокатились по толпе возгласы изумления, и снова наступила напряженная тишина. Бережно, на вытя­нутых руках, Кэргыль вынес на берег лук.

— Лук нашего Ако! Да, да, это лук богатыря Ако! Смот­рите, костяные кольца! Это действительно лук нашего Ако! — слышались восклицания.

Кто-то наконец вспомнил о мальчиках, терпеливо ожидав­ших, когда же обратятся к ним.

— Откуда лук? — наконец спросил Кэргыль у Чочоя.

Объяснения мальчиков были недолгими.

Услыхав, что Экэчо оставался у пещеры, когда мальчики завели мотор, Таграт приказал Тынэту:

— Немедленно со своими комсомольцами поймай этого волка и живым приведи сюда!

— Сейчас, сейчас мы его сюда притащим! На Аляску убе­жать хотел, мерзавец! — крикнул Тынэт, стремительно отде­лившись от толпы.

Экэчо привели в поселок под вечер. Низко опустив голову, он лишь изредка бросал угрюмые взгляды на окружавших его людей.

Три комсомольца несли тюки тщательно упакованной пуш­нины.

Бросив тюки к ногам Экэчо, комсомольцы отошли в сто­ронку.

— Тавыль с матерью идет! — воскликнул Кэукай.

Все повернули голову в сторону медленно идущей женщи­ны, рядом с которой так же медленно шел мальчик в красном пионерском галстуке. Немолодое, чуть скуластое лицо матери Тавыля было сурово, бесстрастно. А мальчик волновался.

Когда мать с сыном были уже совсем близко, толпа рас­ступилась.

Чувствуя на себе суровые взгляды жены и сына, Экэчо еще ниже опустил голову.

— Так вот кто снимал с чужих капканов песцов и лисиц! — чуть надтреснутым голосом произнесла мать Тавыля.

А Тавыль вдруг не выдержал и, весь задрожав, крикнул отцу:

— Вор!

Слезы жгучей обиды выступили на его глазах.

Экэчо медленно поднял на сына глаза, и мальчик прочел в них откровенную ненависть.

— Вор и убийца! — негромко, но так, что все вздрогнули, сказал Виктор Сергеевич и вышел на середину круга с луком своего друга Ако.

Экэчо отшатнулся. Лицо его стало мертвенно-бледным. Он было протянул дрожащие руки к луку, но затем дотронулся ими до шеи, с большим трудом проглотил что-то застрявшее в горле и снова опустил голову. На мгновение у него мелькнула мысль все отрицать, врать, изворачиваться. Но, чувствуя на себе ненавидящие взгляды многих десятков людей, которых он предавал, много раз обманывал и обкрадывал, Экэчо по­нял, что все это уже бесполезно.