На сеновал с Зевсом

   – Скажите еще, что эта ваша Кузнецова пишет свои жуткие байки с натуры – видит, как летают призраки, и слышит, как бегают черти!

   – Цок, шлеп… Цок, шлеп… – отчетливо послышалось снизу.

   – Какой странный звук, – бледнея, сказала Антонина Трофимовна. – Как будто, я думаю…

   – Как будто, вы думаете, что? – насторожился Цапельник.

   – Как будто хромой бес копытом цокает! – прошептала впечатлительная дама.

   В этот момент на первом этаже погасла лампочка.

   – А что у него, вы думаете, со вторым копытом? – болезненно моргнув, трусоватый Цапельник тоже перешел на шепот.

   – А второго копыта у него вовсе нет! – Антонина Трофимовна тихо поехала пышным задом по подоконнику, забиваясь в угол. – Он же хромой! У него на второй ноге мя-агкое…

   – Цок, шлеп… Цок, шлеп… Щелк! – Вторая (и последняя!) лампочка на третьем этаже тоже погасла.

   – Он поднимается! – уже откровенно паникуя, шепнул Цапельник, беспощадно тесня Антонину Трофимовну в ее укромном углу.

   – Не иначе к Кузнецовой идет! – беззвучно прошуршала она и неосторожно звякнула пряжкой сумки о мусоропровод.

   – Дум-м-м-м! – предательски загудела огромная труба.

   – Цок? Цок-цок-цок!

   – Слышали? Он проскакал на одной ножке! – догадался Цапельник. – И затаился… Наверное, не хочет, чтобы передовая общественность узнала о порочащих связях Кузнецовой с миром теней!

   – Общественность не узнает! – Антонина Трофимовна помотала головой и зачем-то возвысила голос, сделавшийся тоненьким, как у девочки из младшей ясельной группы:

   – Мы никому ничего не скажем, только не делайте нам ничего плохого!

   Темнота издевательски сопела, нервируя представителей передовой общественности пугающей неизвестностью.

   – Господи, помоги нам! – закатив глаза, жалобно попросил идейный писатель бетонную плиту перекрытия.

   И, как ни удивительно, ответная реакция Всевышнего последовала безотлагательно: у основания башни послышался стальной лязг, и в шахте подъемника обнадеживающе загудело.

   – Скорее, поехали! – Цапельник первым прыгнул в прибывший лифт и потянулся к щиту с кнопками.

   Антонина Трофимовна с поразительным проворством юркнула в освещенную кабину и без разбору замолотила по кнопкам пухлым кулаком, едва не сломав писателю указательный палец. Двери лифта сомкнулись послушно, но недостаточно быстро – пассажиры успели заметить и прошмыгнувшую мимо кособокую фигуру долговязого черта с лохматой шерстью на горбу, и грязные следы, оставленные им на сером бетоне лестничной площадки.

   Эти следы Зайченко и Цапельник видели не больше секунды, но оба могли бы поклясться, что один отпечаток был большим и овальным, а второй раздвоенным и значительно меньшим по размеру.

   Лифт, зараза, опять не работал, и я вынуждена была подниматься по лестнице. На четвертом этаже мне встретились какие-то граждане – пришлось кутаться в полотенце, прыгать в сторону и отсиживаться в ненадежном укрытии за мусоропроводом, пока они не удалились. На пятом меня посетило малодушное желание заглянуть к доброй подруге Трошкиной и поплакаться на свою печальную судьбу, но у Алки было закрыто, и на стук в дверь она не отреагировала. В принципе это могло иметь самое простое объяснение: в двенадцатом часу ночи Алка при отсутствии у нее более интересных занятий вполне могла завалиться на боковую, предварительно заткнув уши заглушками плеера.

   В последнее время моя лучшая подруга с нездоровым энтузиазмом налегла на изучение английского языка. Она даже спит в наушниках, потому что хочет без посредников объясняться с семейством, управляющим ее маленькой овечьей фермой в Австралии. Семейство это, правда, переселилось на зеленый континент не столь давно и имеет свежие и крепкие украинские корни. Так что Алке было бы гораздо проще приобщиться к родной речи Тараса Шевченко и Павло Тычины, но малороссийская мова ей почему-то сильно не нравится. Максим Смеловский, папа которого вырос во Львове, как-то в приступе патриотизма похвастал, что украинский язык – второй по напевности после итальянского, но Трошкину и это не проняло.

   – Вот и пусть поют на нем! – заявила она. – А мне разговаривать надо!