На сеновал с Зевсом

   – Привет, – сказала я, с трудом удержавшись, чтобы не сделать козу рогатую дюжему фиолетовому «младенцу». – Какая га… Гм… прелесть! Это как называется?

   – Это цветы, – важно ответил Денис. – Ну, что, погнали?

   И мы погнали. Поправили мою голову (ну, ладно, только прическу!) в первой попавшейся парикмахерской, приехали к Барабанову, осчастливили его суженую нечеловеческим букетом и внесли свой неоценимый вклад в общее веселье.

   2 апреля

   Домой я попала далеко за полночь, но все равно на несколько минут опередила Зяму. Мой беспутный братец ввалился в квартиру, когда я меткими пинками загнала под обувницу в прихожей смертельно измучившие меня туфли и с наслаждением утвердила горящие ступни на холодной плитке пола.

   Братец косо посмотрел на меня и желчно молвил:

   – Стоишь?

   – Стою, – согласилась я, с интересом ожидая продолжения.

   – Хорошо тебе! – сказал Зяма и привалился к стеночке.

   – Ты что, напился? – удивилась я.

   К числу любимых грехов моего беспутного братца пристрастие к спиртному не относится. Не буду врать: пару раз мне случалось видеть его изрядно поддатым, но на то обязательно имелся самый серьезный повод.

   – Нет, просто на ногах не держусь, – ответил Зяма и сполз по стеночке на пол.

   При этом штанины его задрались и стали видны щиколотки, густо испачканные черным и красным. В первый момент я подумала, что братишка напялил какие-то необыкновенные дизайнерские носки – Зяма любит одеваться как гламурное чучело. Но тут прямо на моих глазах светлый фрагмент на узорчатом носке окрасился красным, и я с ужасом поняла, что у братишки изранены ноги.

   – Зямка! – Я взвизгнула и бухнулась на четвереньки, точно Мария Магдалина перед снятым с креста Иисусом. – Что с ногами?!

   – Тихо, не ори! – Мученик поморщился и прикрыл глаза. – Разбудишь мамулю.

   Я послушно заткнулась. Мамулечка наша, даром что сочинительница кошмаров, в реальной жизни жуткая неженка. При виде крови она может рухнуть в обморок, а перед этим еще огласит окрестности воплем – куда там иерихонским трубам!

   – Дети? Что случилось? – Сонно моргая, в прихожую выглянул папуля.

   Взлохмаченные вихры образовали вокруг его плеши забавные рожки, однако голос у нашего родителя был командирский, и я отрапортовала как дисциплинированный боец:

   – У Зямы ноги!

   – У Зямы всегда ноги, – буркнул братец, пытаясь натянуть подскочившие штанины до пяток.

   – Так, – папуля выдвинулся в прихожую, плотно закрыл за собой дверь, вынул из кармана халата очки, надел их, посмотрел сверху вниз и снова повторил:

   – Так. Собака?

   – Французский бульдог! – с ненавистью сказал Зяма. – С-скотина…

   Папуля присел, заглянул за край узорчатого носка, кивнул и, поднимаясь, скомандовал:

   – Дюша, промой места укусов водой с хозяйственным мылом, потом намажь кожу вокруг ран йодом и наложи стерильную повязку. Я за машиной. Поедем к хирургу.

   Наш папуля – отставной полковник. В лоне семьи он обычно мил и кроток, но уж если отдает распоряжения – хочется встать по стойке «Смирно!» и щелкнуть каблуками. Каблуки я уже успела сбросить, но во фрунт все-таки вытянулась, гаркнула:

   – Есть! – и побежала в ванную за мылом.

   Папуля за минуту оделся и ушел в гараж. Я перевернула вверх дном все шкафчики, но хозяйственного мыла нигде не нашла и на свой страх и риск заменила его собственным туалетным – самым лучшим и дорогим, с маслом апельсина и пачули.

   – Ой, щи-иплет! – ныл Зяма, когда я мылила его щиколотки.

   – Ой, жжет! – пищал он, когда я разрисовывала их йодом.

   – А нет у тебя бактерицидного пластыря с рисунками? – капризничал он, когда я приступила к сооружению стерильной повязки из бинта и лейкопластыря.

   Тут я не выдержала и сердито сказала:

   – Слушай, если ты не можешь заткнуться и терпеть молча, говори что-нибудь дельное! Расскажи, например, за что тебя собака покусала?

   – Я?! – Зяма искренне возмутился. – Да я эту собаку пальцем не тронул!

   – А кого-то, значит, тронул, – догадалась я. – И тоже не пальцем?

   Бледные щеки братца окрасились нежным румянцем.

   – Так, – сказала я с интонацией папы-полковника. – Живо колись, во что ты опять вляпался! Очередная любовная авантюра?

   Конечно, так оно и было! Этот сладострастный идиот – я имею в виду своего братца, конечно, – познакомился на улице с симпатичной девушкой и навязался ей в провожатые. Чтобы растянуть прогулку, они пошли пешком. Весенний вечер был прохладен, барышня озябла, и галантный Зяма набросил ей на плечи свой вязаный кардиган.

   – Стандартная ситуация! – хмыкнула я, проворно бинтуя братишкины ножки.

   – Она перестала быть стандартной, когда мы пришли к ее дому, – злобно пробурчал Зяма.

   Он пресердито посопел, а потом выругался:

   – Проклятая Бангладеш!

   Это было очень неожиданно. Я напряглась, припоминая географию, и не вполне уверенно постановила, что Бангладеш – это где-то очень далеко. Допустить, что Зяма с его новой подругой пешим ходом за пару часов добрались до иноземных территорий, было немыслимо.

   – Эта твоя девица – она из Бангладеш? – откровенно недоверчиво поинтересовалась я.

   – Да не она из Бангладеш, чтоб им всем там пусто было! – разъярился братец. – Чертовы бракоделы!