На самых дальних...

Весь обратный путь Земцев думал о Ямомото Тосими. Ну и фрукт этот хозяин «Дзуйсё-мару»! Имея две личные шхуны и трехчетвертную долю в компании, плавать простым масленщиком, помощником моториста, копаться в грязи и шуме! Что его толкнуло на это? Какие причины? Неужели жалкие гроши масленщика, заработанные у себя же самого? Вряд ли. Насколько известно Земцеву, другие из его касты предпочитают в море не выходить, спокойно, не рискуя, дожидаются себе на берегу, передоверив этот самый риск и тяжкий пот рыбака сендо и команде. Этот же рискует сам. Что им движет? Жадность, алчность? Боязнь, что проплывает мимо его прожорливого рта какой-нибудь жалкий кусок улова? Может, такой и отдаст свою дочь за простого рыбака, за того же Мияко Хираси, но сделает это по расчету, чтобы со временем превратить парня в послушного шкипера и, имея своего человека, уже не рисковать самому, пусть рискует он, водит шхуны в советские воды, берет незаконный улов. Правда, одну из них — «Дзуйсё-мару» никто уже никуда не поведет. Будет она гнить здесь или в соседней бухте Горобец, конфискованная как орудие преступления. Конечно, если он, Земцев, сумеет раскрыть сговор между командой и хозяином. Нет, таким, как Ямомото Тосими, ничего не докажешь. Взывать к их совести бесполезно. Они будут молчать.

И все же Земцев был доволен. В его жестком лимите времени образовался маленький резерв. Он не будет напрасно тратить время на этих троих: сендо, хозяина и влюбленного матроса. Они все равно ничего не скажут, на то у каждого свои причины: у хозяина — чтобы не лишиться шхуны; у сендо — чтобы не сесть на скамью подсудимых; у матроса Хираси — чтобы не потерять свою Ёсико. Да и перед Борисом совесть у него чиста: все-таки не напрасно заставил больного человека корпеть над каракулями.

6

ВАКАМАЦУ ЁИТИ. 1930 года рождения.

Нэмуро, ул. Котохира, 8, беспартийный, образование 9 классов, холост, масленщик.

«После школы я в течение 5 лет работал грузчиком. Затем решил стать рыбаком и с тех пор работаю на море. Самостоятельно изучил двигатель и стал масленщиком и надеюсь стать мотористом. У меня есть брат Коити, тоже рыбак, и сестра…

Ловили мы в шести часах хода от Нэмуро. На каком расстоянии от советского берега, я не знаю, так как все время находился в машине. В скольких милях от берега проходит граница СССР, я не знаю. Это дело шкипера».

«Вы ранее задерживались в советских водах?»

«Нет».

(Из протокола допроса)

Ямомото Тосими запирался долго.

Легенду свою он заучил неплохо.

Земцев перерыл все свои записи, в том числе и папку «Четыре С», но фамилии масленщика Вакамацу Ёити, под которой скрывался хозяин шхуны, не обнаружил. В конце концов, такого человека могло и не существовать в природе, документы можно просто сфабриковать. Для таких, как Ямомото, это, видимо, нетрудно. Тогда Земцев показал ему фотографию дочери Ёсико, найденную в его личных вещах, и рядом с ней положил такую же из дневника Хираси. Заодно показал и дневник, где, по наивности, Хираси называл своего босса то настоящим именем, то вымышленным. Припертый фактами, Ямомото сдался.

— Это мое личное дело, под какой фамилией плавать на своем судне, это вопрос деликатный, тем более Вакамацу Ёити — имя моего покойного двоюродного брата. — И тут же Ямомото, к которому уже вернулась хозяйская осанка и уверенность, пригрозил: — У вас нет улик. Вы задержали нас незаконно, мы ловили в нейтральных водах. Если вы нас не выпустите через двадцать четыре часа, я вам обещаю большие неприятности. У меня есть влиятельные знакомые, я был представлен самому губернатору…

«Законы нашего судопроизводства он знает хорошо, — отметил про себя Земцев, — а этим заявлением, пожалуй, выдал себя с головой. Теперь я почти на сто процентов уверен, что они все-таки сумели воспользоваться рацией… Что ответить ему? И стоит ли вообще отвечать?»

Сколько их прошло здесь за эти годы! Перед ним, перед майором Середкиным и перед теми, кто был до них. А тактика осталась прежней: сначала запирательства, потом угрозы, а в конце — угодливая поза и подобострастные улыбки.

Помнится, один даже цитировал Ленина, называл себя бедным пролетарием, а вернулся к себе на Хоккайдо — и в интервью на телевидении публично утверждал, что русские принудили его дать необъективные показания.