На самых дальних...

События скоротечны. Весь этот эпизод с Курочкиным и Хомовым занял какие-нибудь две-три секунды. Вероника тем временем достигла узкой полоски берега под обрывом, и у наших ребят мелькнула надежда. Если бы ей удалось подольше продержаться под водой и вынырнуть где-нибудь в районе фарватера, тут уж пулемет Курочкина прикрыл бы ее надежно. Эта надежда, а может просто отчаяние, толкала вперед и Веронику. Но почти у самой воды пуля все же настигла ее. Девушка вдруг покачнулась и медленно, очень медленно, как в кино при рапид-съемке, вялым нырком ушла под воду, Курочкин закрыл лицо руками и безвольно сполз на дно окопа.

— К пулемету! — Приказ Шеина заставил его повиноваться. Еще был какой-то шанс, и Шеин не хотел его упускать.

Стрельба вдруг разом оборвалась, и наступила странная после всего случившегося тишина. И в этот момент солнце, выглянувшее из-за Стояновского кряжа, излило на прибрежную долину свои огненные лучи. Пробудившийся, обновленный мир был, как всегда, прекрасен — искрящаяся, точно в блестках, гладь реки, яркая зелень прибрежного разнотравья, небо, бездонное и всегда волнующее. И в такое солнечное утро была загублена молодая жизнь. Безвинно, походя, равнодушно. Солдаты, которые только что в слепом живом азарте палили из своих винтовок, теперь со страхом взирали на пустынную поверхность реки.

И все-таки девушка не погибла. Израненная и обессиленная, всплыла она неожиданно для всех совсем рядом с румынским берегом. Румыны тут же засуетились, столкнули в воду рыбацкую лодку-плоскодонку и стали спешно грести к тому месту. Вероника едва держалась на воде. Течение несло ее навстречу лодке…

К заставе Тужлов и Бойко подходили молча. Уже совсем стемнело. Небо сделалось низким и тяжелым. Кровавая полоска заката рубанула горизонт. Глухо, натужно ворочалась сзади река, будто укладывалась на ночь в незнакомое русло. Ушел, уплыл с рекой еще один день, и никому неведомо было еще, что принесет день новый.

Военком обошел и внимательно осмотрел оборонительные сооружения «Береговой крепости» — три дзота, систему ходов сообщения, противотанковые рвы, вкруговую опоясавшие заставу. Все здесь было сработано на совесть, для себя, «для своего же здоровья», как любил говорить старшина заставы Козлов. Но на этот раз Бойко не высказал своего обычного одобрения. Перед той опасностью, которая угрожала с чужого берега, эти укрепления уже не казались ему такими надежными.

Во дворе заставы Тужлов и Бойко, не сговариваясь, остановились. Из курилки доносилась песня. Под гармонь чей-то высокий и сильный голос с чувством выводил:

Там вдали, за рекой, зажигались огни,
В небе ясном заря догорала…

Ему вторил другой, пониже и мягче:

Сотня юных бойцов из буденновских войск
На разведку в поля поскакала…

— Кто это? — тихо спросил военком.

— Мусорин и Исаев, — так же тихо ответил лейтенант.

А дуэт слаженно и красиво вел песню дальше:

И бесстрашный отряд поскакал на врага,
Завязалась кровавая битва,
И боец молодой вдруг поник головой,
Комсомольское сердце пробито.

Он упал возле ног вороного коня
И закрыл свои карие очи.
«Ты, конек вороной, передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих…»

Прежде чем войти в казарму, военком сказал Тужлову:

— Вот что, начальник, запланируй меня в ночную проверку. Туда к утру поближе. А сам загляни домой. Жена, поди, извелась вся: целый день парубкуешь.

Но «заглянуть» домой Тужлову довелось лишь за полночь. Много неотложных дел нашлось на заставе в этот тихий субботний вечер. Подкорректировали с замом план охраны границы на предстоящие сутки — с 21 на 22 июня, зашифровали и передали его в штаб комендатуры. Потом принимал гостей: стояновские колхозники Григорий Таукчи и Петр Монастырлы пришли потолковать насчет завтрашнего покоса и резки лозы в прибрежной зоне. После них заглянул на огонек младший лейтенант Юрасов, начальник охраны железнодорожного моста, — ознакомил его с обстановкой.

Не сговариваясь, попросились в наряд повар Макаров и техник-лейтенант Романенко, прикомандированный на заставу строитель, который, по словам старшины, толком-то и винтовку в руках держать не мог. Что это вдруг с ними?

После двадцати двух позвонил комендант.

— Василий Михайлович? С тебя причитается. — Голос мягкий, приветливый, будто и не было того дневного разговора.

— По какому случаю, товарищ капитан?

— По случаю очередного звания. Поздравляю вас, товарищ старший лейтенант!

— Спасибо. — Сдержан начальник заставы, сдержан. Жива еще в нем обида.

Но Агарков будто и не замечает этого. Хитер комендант: какой же подчиненный станет ерепениться, если начальник сам ему в друзья набивается?

— А насчет твоих опасений доложил лично начальнику отряда… Гм… Завтра с утра к тебе собираюсь. Не прогонишь?