На самых дальних...

Противник, видимо, понял наконец, что десант его напоролся на засаду, и открыл по берегу ураганный огонь. Но было поздно: вся пятерка пограничников уже укрылась в дзоте.

Перестрелка со стороны моста и насыпи мало-помалу затухала. Судя по всему, наша атака увенчалась успехом, но по-прежнему не было связи между дзотами, и обстановка была далеко не ясна. Действовать же на свой страх и риск Дутов не решался. Чувствовал он себя все хуже и хуже, поднялась температура, трудно было дышать. Его бросало то в жар, то в холод. Завернувшись в плащ-палатку, он пристроился в углу дзота рядом с убитым Рымарем и тщетно пытался унять лихорадку. Он собрал в кулак всю свою волю. Люди ждали от него решений, и он не имел права так раскисать. Он обязан был что-то делать, решать, действовать без всяких скидок на свое недомогание.

Гранаты кончились, боеприпасы подходили к концу. Дутов приказал прекратить огонь и подозвал к себе Тимушева. Он решил послать сержанта в дзот-3, где, по его расчетам, должен был находиться теперь начальник заставы, с задачей выяснить обстановку. Дутов понимал, что при нынешнем его положении отпускать Тимушева он не имел права, и в то же время ловкий и смекалистый Миша Тимушев больше всех подходил для этого задания. Выслушав лейтенанта, сержант не двинулся с места, будто ожидал услышать от Дутова что-то им недосказанное.

— Все. Выполняйте! — сказал Дутов.

— Вы плохо себя чувствуете? — скороговоркой, с обычным своим акцентом спросил Тимушев.

— Нет, нет, сержант, об этом ни слова начальнику. Это пройдет. Это пустяк. Простуда, понимаешь?..

Лейтенанту хотелось верить, что именно так оно и есть, он продолжал свою обычную игру с недугом и мог бы обмануть кого угодно, но только не себя. Он окончил до армии медицинский техникум, был фельдшером и знал о своей болезни все. Там, в командирском флигеле, в холостяцкой его квартире, лежали в ящике стола хинин, горчица и спирт, которые выручали его в трудную минуту, но обременять сержанта подобной просьбой он посчитал себя не вправе.

Тимушев выскользнул из хода сообщения, и первое, что бросилось ему в глаза, — зеленая фуражка Василия Рымаря. Как ни странно, фуражка была цела, без единого пятнышка крови. Тимушев бережно отряхнул ее и спрятал на груди под гимнастеркой.

Артналет кончился. Стрельба затухала. Противник, видимо, перегруппировывал силы для новой атаки. Почти рассвело, и перед Тимушевым открылась мрачная картина разрушений. Не существовало больше «райского уголка» — уютной летней столовой, которой так гордилась хлебосольная «Береговая крепость». Вместо конюшни — пепелище. Прямым попаданием разнесло продсклад, сильно пострадало новое, недостроенное здание заставы. Мины и снаряды подчистую выкосили молодую посадку орешника, повалили и сожгли забор. Чтобы добраться до дзота-3, надо обогнуть оклады, командирский флигель и пересечь открытое пространство по двору заставы. Справа, чуть в стороне от траншеи, по которой пробирался Тимушев, был колодец. Еще у берега, в засаде, сержанта мучила жажда, и он решил напиться. Тропа к колодцу обрывалась сразу за земляной дамбой, которая в паводок защищала заставу от наводнения. Тимушев быстро достиг дамбы и уже собирался спуститься вниз, когда заметил вдруг каких-то людей, идущих прямо на него. Их было человек 10—12, в касках, с оружием. В низине лежал туман, и казалось, они выходят из молочной реки. «Наши! Свои! Подоспели, братишки-красноармейцы!» — обрадовался сержант, но радость мгновенно исчезла, едва слух его резанула чужая речь.

— Рус? Хенде хох!

Путь назад был отрезан. Он стоял перед дулами немецких автоматов в полный рост — прекрасная мишень. Тимушев понял: это — конец. Правда, в руках была винтовка, но что можно сделать с обыкновенной трехлинейкой против дюжины хорошо вооруженных фашистов? И тут сержант вспомнил о гранате, которую дружок Солимгориев сунул ему в руку в последний момент. Он нашел ее в подсумке у Рымаря. Тимушев нащупал ее ребристую поверхность и извлек из подсумка. Ударила автоматная очередь. Пули просвистели над самой головой, опалив дыханием смерти. Острая боль обожгла левое плечо. Тимушев упал. «Будут добивать», — мелькнуло в голове. Но никто больше не стрелял. Он приподнял голову. Те, внизу, стояли теперь совсем рядом и ловили каждое его движение. «Хотят взять живым, — догадался Михаил. — Ну нет! Этому не бывать!» Рука его по-прежнему твердо сжимала гранату, оставалось лишь взвести ее и бросить. Бросить? Вряд ли дадут. Срежут, как тетерева на взлете. Выход был только один…

— Рус! Рука верх! Штейн ауф! Пуф-пуф… — верещал снизу писклявый голос.

«Сейчас будет тебе пуф-пуф, дерьмо поганое!» Михаил проворным, неуловимым движением взвел гранату и, не дав врагам опомниться, кинулся в самую их гущу.

ПЕРЕДЫШКА

Закрепившись на насыпи и в дзоте-1, группа Тужлова готовилась к отражению новых атак.