На самом деле

Экзамен по истории России был назначен на восьмое января, но так как календарь недавно поменяли на юлианский, третьекурсники замучили и друг друга, и деканат звонками: «По какому стилю?». Получив ответ: «По новому», опять не понимали: «Новый это тот, который старый? То есть, после девятьсот семнадцатого года? Или новый-новый?»

Дума нового созыва, почти полностью состоявшая из националистов, приняла много новых законов. В последнее время вновь стало популярным слово «революция». Хотя по телевидению, особенно центральному, его не произносили: слишком уж нерусское. Борьба за чистоту наречия, расправившись с «риэлтерами», «брендами», «консалтингом» и «пиплом», перешла на новый уровень. Теперь многим не нравились слова «шпагат», «парламент», «штангенциркуль», «коммунизм» или даже «почтальон». Речь новых депутатов и пропагандистов перемен порой звучала так, как будто их спичрайтером (свят, свят!) был Нестор-летописец. Публика поэтому не очень понимала содержание этих выступлений, но, как говорится, не грузилась. Разве раньше кто-то понимал то, что несут начальники?

Марина пришла на экзамен в одежде, приносившей ей хорошие оценки еще со времен средней школы. Пришла за полчаса — всегда так делала. Вблизи аудитории уже толклись товарищи, решая, кто из них заходит первым. Что ни говори, а сессию Марина все-таки любила. Только во время сессии небо было вправду голубым, снег — белым, воля — сладостной, а будущее, начинавшееся после ненавистного экзамена, — прекрасным и счастливым. Царила атмосфера приключения, экстремальной авантюры, игры, риска. Близкая опасность сплачивала группу, чувствовалось братство. Было здорово, когда тебя встречают после сдачи с разными вопросами, сочувственно, заботливо. К тому же однокурсники-ребята приходили на экзамен в галстуках, красивыми, нарядными — Марине это очень, очень нравилось.

До начала испытания студенты разделились на две группы. В первой было больше умников. Вторая собрала народ простой, в аспирантуру не стремившийся. Марина подошла сперва к одной, потом к другой. Везде послушала.

Первая группа обсуждала монархию. Ее возвращение произошло так быстро, неожиданно и вместе с тем закономерно, что никто пока что не сумел его осмыслить. Дума заявила импичмент Президенту. А ведь все так долго считали, что подъем национализма выгоден именно ему! Потом всего за один день отменили Конституцию. Законы принимались так стремительно, что одни заговорили о ленинских годах, другие стали сравнивать выпавшее им время с периодом перестройки. Да каких только исторических параллелей не приходило на ум! Чем больше аналогий приводили студенты, тем яснее становилось Марине, что ей выпала судьба жить в воспетую Тютчевым и проклятую древними китайцами эпоху перемен.

Какой-то странный тип, не так давно возникший на экране телевизора и громко заявлявший, что является потомком чудом спасшегося царевича Дмитрия, стал кумиром новой Думы. И вчера Дума постановила возвратить потомкам Рюрика власть, утраченную в эпоху заблуждения русского народа. Через две недели патриарх планировал венчать Дмитрия Первого на царство. Кое-кто из однокурсников приветствовал монархию. Другие сомневались, но помалкивали.

Во второй компании обсуждали шпаргалки. Годы обучения не прошли напрасно: в сравнении со школой, где обычно ничего, кроме бумажки в рукаве или в пенале, не придумают, студенты демонстрировали бурную фантазию и живость интеллекта. Первый нацарапал шпаргалку «мертвым» стержнем на листочках, предназначенных для черновиков, и планировал таращиться на белую бумагу, разбирая на ней выдавленные буквы и не рождая подозрений у доцента. Второй побывал в универе за день до экзамена и начертал все заветные даты на парте. Теперь он ходил и просил никого не садиться на пятую среднего ряда, объясняя, что это — его, и грозя страшной местью тому, кто обманет. На всякий пожарный шпаргалки на парте студент написал по-английски. Но эффект от его просвещенности и силы разума мерк по сравнению с девушкой, знавшей китайский язык. Ее маникюр показался бы изыском праздной фантазии, капризом поклонницы моды, украсившей ногти крючками иероглифов, если бы не был компактным рассказом о русско-турецкой войне.

— А ты что? Все помнишь? — спросила Марину подруга.

— Не видишь, я вышила буквы на свитере? Ну-ка, прочти их столбцами не слева направо, а справа налево.

Марина запомнила все, кроме места в Турции, в котором заключили договор о дружбе с русскими. Поэтому на собственной груди она и вышила, конечно, зашифрованно: Ункяр-Искелеси.

Арсений Алексеевич, как всякий молодой преподаватель, старался спрашивать строго. Лекций он у третьекурсников не читал. Преподаватель, который читал им лекции, уволился. Поэтому экзаменатор не был предубежден против студентов, которые не ходили на занятия весь семестр, или играли на галерке в подкидного, или выходили во время лекции за стаканом кофе к автомату в коридоре.