На самом деле

— Нет, бред сейчас начнется! Обнаружилось, что в день поджога в архив пришел тип с поддельным отношением. Он изучал письмо. Некий Дроздов. С такой, знаешь, огромной бородищей — составили его фоторобот. И ты знаешь, друг мой, кого он напомнил фээсбэшникам?

— Кого?

— Да однофамильца твоего!

— Филиппенко? — Рот у Андрея открылся сам собой.

— Да, его, голубчика!

Злорадно усмехнувшись, Ваня, видимо, представил, как этот фальсификатор и гнусный клеветник в конце концов получит по заслугам.

— Прикинь, он сейчас в розыске!

— Блин… Что ж это, выходит, Филиппенко сжег архив?! А на фига?

— Не знаю. Может, чтобы оправдать свое вранье? Вообще, какая разница? Главное, что ему наконец-то надают по одному месту!

Андрей порозовел и оживился:

— Да, за это надо выпить! Ну что, возьмем еще по пиву?

14

С тех пор, как Боря Новгородцев, завершив мучения в архиве, приступил к учебе, перешел на третий курс, он видел эту девушку лишь раз. Она болтала с кем-то не на факультете, а внизу, у гардероба, сидя на скамейке, и была по-прежнему прекрасна. Боря вдруг подумал, что, скорее всего, она уже на пятом. Это значит, в универ она будет приходить все реже и реже, а потом он вообще исчезнет. Целую неделю обдумывал Новгородцев эту мрачную перспективу. Он, хоть и не верил во взаимность, должен был что-то предпринять. Хотя бы попытаться. Сделать шаг к своей мечте — для самоуважения, чтобы впоследствии не терзаться из-за упущенной возможности.

Ещё Борису было стыдно от того, что он своей подделкой ввел в такое заблуждение дипломницу, поставив под вопрос её защиту, а, возможно, всю дальнейшую карьеру.

Словом, он решил написать девушке письмо.

На доску с расписанием занятий студенты иногда прикрепляли записки: «Толе, 303», «Паша Николаев!!!», «Ирине Т., 4 курс». Боре этот способ показался наилучшим — ведь написать намного проще, чем сказать что-либо лично. Он долго мучился, сочиняя признание, измарал кучу черновиков. Думал даже написать письмо чернилами, которые сделал для поддельного письма, изготовить какую-нибудь куртуазную эпистолу в стиле восемнадцатого века. Но потом решил, что лучше не рисковать, не выпендриваться, чтобы не показаться неискренним.

На листке для принтера формата А4 Боря качественной ручкой (но не гелевой) старательно, красиво (но и не каллиграфически, а вроде бы небрежно, чтоб честней смотрелось) написал:

«Милая А.! К сожалению я не знаю Вашего имени: мне известна лишь его первая буква. Ее, как и Вашу фамилию, я нашел в архивном требовании: несколько недель назад Вы изучали рукописи, а я нес повинность в хранилище. Да, я очень мало знаю о Вас — но зато часто думаю. Вряд ли Вам что-то скажут моя внешность или фамилия, хотя мы учимся на одном факультете, и я часто с радостью встречаю Вас в его коридорах. Для меня Вы самая красивая, самая нежная, самая загадочная. Ответьте мне, пожалуйста. Я счастлив был бы любой весточке от Вас».

Письмо получилось отвратительное и слащавое — Борис прочел его и ужаснулся. Но ничего лучше придумать так и не сумел. Утром Новгородцев пришел на факультет, сложил листочек вчетверо, любовно надписал на нем: «А. Сарафановой» и с помощью зажима прицепил на расписание.

После этого он густо покраснел и быстро убежал туда, где нет людей — в какую-то пустую аудиторию. Там Боря отдышался, но не успокоился. Внезапно он подумал, что, кажется, не поставил запятую после слова «к сожалению». А. могла подумать, что ее поклонник — жалкий неуч, завсегдатай тупых чатов, зритель «Дома-6», и в гневе изорвать нерусское послание. «Нужно снять письмо!» — подумал Боря. В глубине души он понимал, что это желание вызвано не пунктуационной ошибкой. Борис, хоть и жаждал признания, но холодел от ужаса при мысли о том, что прекрасная Сарафанова прочитает его записку. Кроме того, его послание, кусочек души, висит на доске, и любой посторонний может украсть его! Короче, Борис решил снять письмо. Вновь начиная краснеть, он вернулся к расписанию.

Письма не висело.

Боря посмотрел по сторонам. В коридоре никого не было: шла пара. Стало быть, письмо уже у А… Она его читает! Может быть, уже прочла и знает чувства Бориса! Ну, а вдруг сейчас придет сюда, к примеру, догадавшись, что найдет его?! О, нет, только не это! Как мог быстро, Боря забежал в аудиторию, где третий курс уже слушал историю России.

— …А дед меня ложкой ка-а-ак треснет! — сказал лектор весело.

Все засмеялись, а Боря, не знавший начала рассказал, тихонько скользнул на свободное место.