На самом деле

— Это ведь ты все придумал, да? Сам придумал? Это же не взаправду все было? Ты зачем такое страшное рассказываешь?

— Да, это я все придумал. А по-настоящему все было совсем не так. Они избили, отпинали своего учителя до бессознательного состояния, с гоготом сели в его машину и поехали кататься по городу. Не справились с управлением, въехали в столб. Со смехом вывалились наружу, кинули ключи с моста в овраг — пусть поищет — и пошли по домам. Потом у всех была длинная жизнь, семьи, дети. То есть, не была, она и сейчас есть — эта жизнь. Иногда, редко-редко встречаясь случайно где-то здесь, они вспоминали эпизоды своей безбашенной и бесшабашной юности, смеялись, хлопали друг друга по спине — а он-то, а он, а ты ему раз-раз-раз, а он хр-р-р, а я — бац…

А учитель тогда долго лежал на асфальте. Друг, не дождавшись, выбежал. Увидел, вызвал скорую. Тяжелая черепно-мозговая. Перелом основания черепа. Полгода в больнице, потом в другой. Инвалидность. Как, кто и почему — ничего не помнит. Это медики знают, что так обычно и случается после тяжелого сотрясения. Да ведь еще и ночь была. Темно. Когда друг к нему заходит — редко-редко — о том случае они не вспоминают. Потому что — о чем вспоминать? Это только в кино после случившегося друг проводит тотальную проверку и зачистку, и великую жестокую мстю. На самом деле все бывает гораздо проще.

В милиции дело осталось глухим висяком. Через пять лет списали в архив.

— А как же суд?

— Какой суд? «Висяк» — он и есть «висяк». Суд — это я придумал для художественности рассказа.

— Но ведь все знали?

— Это был маленький город, в нем все и всё знают. А учитель — приезжий. Вот и все.

Ненадежный

— А прямо до места нельзя было доехать?

Пашка пыхтел и злился. В жаркую погоду тащиться по пыльной грунтовке с полным рюкзаком, палаткой в чехле поверх него, спальником, принайтованном сбоку, да еще с двумя пластиковыми бутылями воды в руках — это как? Не считая еще всякого металла, навешанного спереди и сзади, и слева, и справа. Тут уж никакая разгрузка не поможет. Да и сама разгрузка с оттопыренными всякими нужными мелочами карманами была весом как полноценный бронежилет.

— От станции автобус только досюда ходит. А дальше пешком. Все равно кому. Хоть «оргам», хоть мастерам, хоть игрокам. Кто хочет — тот всегда дойдет.

Мишка тоже постоянно вытирал пот — то рукавом, то беретом, который давно снял и держал в руке. Кто-нибудь другой посмеялся бы: летом — и в берете! Есть ведь бейсболки. Шляпы разные бывают. Наконец, просто панама камуфляжная — и та легче и удобнее берета. Но Мишка везде и в любую погоду таскал свой черный берет. Он считал, что в таком берете похож на Че Гевару. Только пока без бороды и усов.

Девчонки молчали. Им тоже было жарко. Но все же груз у них был меньше. Как бы даже не вдвое меньше. Рыцари тащили за себя и за них. К тому же, говорили ведь, что идти тут совсем недалеко.

— Вон деревня, — ткнул рукой Юрка. — А вон сразу лес. Там и речка есть, искупаемся потом.

Деревня, как деревня. Нищая и убитая временем, дождем и солнцем. Черные бревенчатые дома с насупленными маленькими окошками-глазами. Недавно покрашенный ядовито-розовой краской вагончик с кривоватыми крупными буквами на вывеске «КООП». Пара крепких домов — там, небось, приезжие живут. Теперь везде живут приезжие. Покупают жилье, приезжают на лето. А некоторые и на весь год уезжают к свежему воздуху и здоровой пище.

— Здравствуйте, — обратилась вежливая Ирка к старику в полосатом старом пиджаке, курящему какую-то едкую дрянь на скамейке у дома.

— И вам здравствовать, — неторопливо ответил он.

— Скажите, скоро дождь будет, да? Или можно идти дальше? А то вон как парит.

— Да нет, — он пыхнул сизым дымом. — Дождя сегодня-завтра не будет. Кости-то не ломит. И спина в полном порядке. Не будет дождя, значит.

— А что же там гремит тогда? — ткнул Пашка в далекий горизонт.

— Так у нас тут завсегда гремит. Война, ить, она тихой не бывает.

— Какая война? — вскинулся Юрка.

И тут же загомонили все:

— Я же говорил, хреново будет без связи!

— Нет, что за новости, а? Как в книжке, что ли? Стоило куда-то уехать из дома на пару дней, так уже сразу и война?

Дед спокойно курил и рассматривал шумящих туристов.

— Так, а вы не на войну, что ли? Вон и одеты вроде по-военному, и армата разная, вижу… Так, что спрашиваете, когда и так все знаете?

Людочка умоляюще сжала руки у груди:

— Дедушка, миленький, с кем война? Мы же просто не знаем ничего! Мы же только сегодня из дома!

— Тьфу! С кем война, с кем война… С кем надо, с тем, стало быть, и война! Приехали тут… Эх! Туристы! — старик махнул рукой и ушел в дом, хлопнув дверью.

* * *

— А правда ведь, здорово громыхает, — заметил, отдуваясь, Пашка. — А я тащу тут, бурчу, не слышу ничего. Ну, у кого айпадик-айфончик работает?

Связи не было никакой. А в деревне непривычно не наблюдалось проводов и столбов. Любых, даже самых старых, деревянных, побитых временем и поеденных древоточцем.

— У них тут и телефонов нет, похоже…

— Конечно, нет. И телевизоров. И компьютеров И вообще ничего нет. Куда ты нас привез, Юрко?