Как же такое неповоротливое, неуклюжее существо рыбу ловит? Черепашья неповоротливость и неуклюжесть под водой исчезают, но все равно этого мало, чтобы поймать даже малька-замухрышку. Черепаха идет на хитрость: растопырив четыре ноги, она неподвижно висит у дна, не делая никаких движений, только глаза следят за стайкой рыбешек, снующих вокруг. Кто-то из них пощипывает ее хвост, кто-то пытается склюнуть желтоватую точку с ноги, кто-то подплывает к самой морде. И тогда черепаха молниеносно хлопает челюстями — и самого любопытного нет. Но прожорливостью черепахи не отличаются, и урон карасикам ничтожен. Сытое животное несколько дней даже не смотрит на пищу.
Самая любимая добыча черепахи — не рыбешка, а головастики. Их и ловить проще, и водятся они там, где никакой рыбке не выжить. Любое лесное озерцо, болотце, канава и просто большая весенняя лужа кишмя кишат головастиками лягушек, жерлянок, жаб, чесночниц. Если бы все они становились четвероногими, тесно было бы на земле и в воде места не хватило бы.
Весной черепахи не живут в реке или глубоких озерах, где вода прогревается очень медленно. Они перебираются в лужи от разливов, уходят на мелкие озера из снеговой воды, которая становится теплой за несколько солнечных дней. В холодной воде животное не будет охотиться: и движения вялы, и аппетита нет. Аппетит у черепахи — явление временное. Он усиливается к середине лета, и как только начинает остывать вода, все реже соблазняется черепаха даже самой легкой добычей.
Под водой охотится, под водой спит ночью, забившись в травяные заросли. Здесь и зимует, лежа на дне в глубоком оцепенении полгода или больше. Если у лягушек в воде кожа — единственный орган дыхания, как жабры у рыб, то у черепах кожа непроницаема ни для воды, ни для воздуха, и под водой они не дышат. Мало того, за зиму озерцо может промерзнуть до дна. Медленно будет таять весной ледяная толща, и еще медленнее будут возвращаться к жизни вытаивающие изо льда черепахи и карасики.
В Черноземье черепахи пережили необыкновенную зиму, когда из-за бесснежья и мороза к весне 1969 года до дна промерзли лесные озера и бобровые пруды. Не в апреле, а чуть ли не в конце мая начали появляться они на солнце. Нарушилась синхронность размножения: те, которые зимовали в мелких озерах и прудах, отстали от черепах, живших в реке и родниковых озерах. Но долг свой перед родом выполнили и те и другие. Последним даже повезло: запоздав с откладкой яиц, они обманули лис, которые, зная прежние сроки, проверили, пронюхали все места, куда приходили в мае и июне черепахи, и ничего не нашли.
Такая суровая зимовка оказалась одинаково благополучной и для сытых, отъевшихся к осени животных, и для тех, которые с середины лета были обречены на вынужденную голодовку: над этими черепахами проводили эксперимент, а потом о них забыли, оставив их в огороженном дворике, откуда они не могли ни выбраться сквозь сетку, ни подлезть под нее. Рядом был маленький бассейн; солнце высушило его, но осенние дожди снова наполнили водой. Черепахи залезли в бассейн и легли на дно.
Весной, проводя уборку территории, студенты вывернули из бассейна глыбу льда вместе с примерзшими к ней снизу черными осиновыми листьями. Кто-то заметил, что во льду не только мусор, и аккуратно вырубил одну за другой шестерых черепах. Сомнения, что все они мертвы, ни у кого не было. Положили их на кирпичи, чтобы обсохли на солнце, решив сделать из панцирей пепельницы. Но когда под вечер собрались уезжать и пошли за черепахами, все шесть бродили возле ограды, намереваясь, как и осенью, уйти на свободу. Было решено, что они ее заслужили, и всех отнесли к реке.
Дважды, а в жаркое лето и трижды, наступает день, когда черепаха покидает дом, оставляя в нем и вечную свою осторожность. Взяв с собой побольше воды, самки, побуждаемые могучим инстинктом продления рода, идут, не обращая ни на что внимания, будто это последний в их жизни путь. Бредут средь бела дня с усталым видом, хотя не устают никогда, к тем местам, где ежегодно откладывают яйца, потому что яйца черепах не развиваются ни в пресной, ни в соленой воде. Каждый год самки откладывают яйца в одно и то же место, которое помнят прекрасно.
Их короткие переходы не сравнить с полукругосветными путешествиями морских черепах. Несколько сот метров, несколько тысяч черепашьих шагов — не такое большое расстояние, чтобы заблудиться, сбиться с пути и не найти тот прогретый склон с редкой травкой, где когда-то родились сами. Черепаха сразу берет точное направление к этому склону, отклоняясь от прямой лишь для того, чтобы обойти препятствие — упавший ствол, ограду, дом, поставленный с осени на той пустоши, через которую шла черепаха. Внешние ориентиры: кусты, деревья, бугры — не играют роли в выборе и поддержании направления, и животные уверенно продолжают свое шествие через измененную местность, как и десятки лет назад.