На пути в рай

Потом сел на пол, а остальные отправились спать. Завала снял этикетку с бутылки виски и с помощью синей краски Перфекто на обратной стороне принялся рисовать людей в судне на воздушной подушке. Он очень старался выписать все подробности и время от времени начинал петь заклинания на индейском языке, а я посматривал на него, готовя лекарства. Глаза его остекленели, он впал в транс и начал обильно потеть.

Закончив готовить обезболивающее, я лег в постель и попытался уснуть. Но пение Завалы не прекращалось далеко за полночь. И я подумал, что в войне духов наш киборг был бы серьезным противником…

Глава десятая

Во сне солнце над озером Гатун оранжево – желтым светом озаряло кухню в моем доме, отражаясь от противоположной окну стены. За кухонной дверью, в кустах у озера, жалобно мяукал котенок. Я вспомнил о голубой чашке на пороге. Она должна быть всегда наполнена. Когда же я в последний раз наливал в нее молоко?

Не помню. Ускользнуло. Должно быть, уже прошли недели. Котенок умирает с голоду.

Несомненно, он может прокормиться и сам, подумал я. Тут достаточно насекомых, рыбаки после улова оставляют ненужную мелочь, котенок может ловить грызунов – и останется жив. Но котенок продолжал просить молока, и я открыл стеклянную дверь.

На пороге лежал серо – белый мяукающий комочек, такой худой, что я легко мог разглядеть каждую косточку в его хвосте. Шерсть у него облезала, глаза помутнели и ввалились. Он уже почти расстался с жизнью. Даже приподняться не мог. Просто продолжал мяукать в последних отчаянных попытках раздобыть еду. И тут я заметил руку в траве, очень худую, высовывающуюся из куста сразу за котенком. Я подошел, отвел руку и заглянул в кусты.

На траве вытянулся Флако, его слепой череп уставился в небо, в пустых глазницах собралась дождевая вода. Невероятно худой. Изголодавшийся.

– Дедушка! – позвала вдруг маленькая девочка. Ее появление испугало меня. Она коснулась моего локтя. – Дедушка, ты о них не позаботился! Ты позволил, чтобы они голодали.

И я понял, что забыл накормить не только котенка. Забыл накормить своих друзей. И невольно произнес:

– Я… не знал. Не знал, что должен был заботиться о них.

Я вскочил. Глубокая ночь. Завала уснул за своими рисунками, он тихонько храпит. Сердце мое бешено колотилось, лицо покрыто потом. Этот сон встревожил меня сильнее любого кошмара. Я пытался осмыслить его значение, вспоминая подробности.

Сосредоточился на девочке с бледным лицом и темными глазами, которая появляется во многих моих снах. Может, я видел ее на ярмарке у своего киоска? Или просто это соседский ребенок? Я долго думал и убедил себя, что она – дочка соседей, которые жили в доме ниже по улице. Но дом, в котором она жила, я не мог вспомнить. Впрочем, должно быть, я видел, как она ходит по утрам на ярмарку.

Я закрыл глаза и попытался вспомнить ее во всех подробностях. И сразу в моем сознании возник ее образ. Она стояла передо мной, держа серо – белого котенка, протягивала его, чтобы я мог взять его в руки.

– Он немного одичал, – сказала она. – Ты о нем позаботишься?

Образ казался очень живым и вполне достоверным, но я знал, что не видел котенка до того дня, как вернулся домой и смотрел, как Флако и Тамара бросают ему на крышу мяч. Очевидно, сон примешался к моим воспоминаниям. Так как в одном и том же сне я увидел девочку и котенка, подсознание связало их.

Я отогнал эту мысль подальше и попытался вспомнить имя ребенка. Оно крутилось на языке, и я был уверен, что осталось только произнести его. Голова готова была разорваться от усилий вспомнить. Это казалось мне необыкновенно важным.

– Татьяна, – произнес я вслух в порыве вдохновения. И понял, что назвал верное имя. Девочку зовут Татьяна. Я обрадовался, но чем больше думал, тем больше сознавал, что ничего не могу вспомнить, кроме ее лица. «Ты сумасшедший», – подумал я, но тем не менее поздравил себя с тем, что нашел имя для посетительницы моих снов.

* * *

Утром одиннадцатого дня я проснулся от движения в комнате: люди передвигались в темноте, шелестели кимоно. Завала сидел на полу, скрестив ноги, перед своим листочком бумаги. Лицо его говорило об истощении, глаза остекленели от бессонницы и болеутоляющих, которые я ему дал. Он негромко и хрипло напевал, и звуки его пения напоминали шум ветра в сухой траве.

Перфекто и Мавро стояли у двери, напряженные, в ожидании нападения. Мавро завязывал оби – пояс своего кимоно, – держа деревянный кинжал в зубах. Эти ножи – по существу всего лишь заостренные палки, каждая в полметра длиной, резать ими нельзя, но колоть можно. Абрайра одевалась в крошечном туалете. Все они старались дышать медленно, но дыхание вырывалось неровно. Я почувствовал, как у меня самого грудь сжимается в ожидании схватки.

Я соскользнул с койки и поправил свое кимоно. Достал нож из ножен на запястье.

– Что происходит? – спросил я, подойдя к Завале.

– Мы не можем спать, – ответил мне Перфекто. – Значит, люди Люсио тоже не могут спать. Они скоро будут здесь.

– Откуда ты знаешь? Мавро сказал: