На Планете Исполнившихся Желаний

– Да, – возразил Гошка, – тогда у меня не было Пирата. А теперь Пират и орех. И ребят придется оставлять здесь, они-то не поедут со мной в новую квартиру. Новая квартира, новая квартира! Можно подумать, что свет сошелся на вашей новой квартире. А чем вам плохо в старой?

– Гошка, ты стал ворчать, прямо как столетний дед! Все устроится! – весело сказала мама.

Сейчас ее невозможно было ничем разозлить.

Скоро пришло время готовиться к переезду. И столько было забот и хлопот Гошке: надо было сложить книги в картонные коробки и надо было произвести смотр всему имуществу и раздать то, что уже Гошке было не нужно. Но все-таки не кому попало отдавать, потому что это было очень ценное имущество, а самым достойным во дворе. И еще надо было сколько всего принести из сарая, чтобы провезти контрабандой на новую квартиру.

На орех буквально не хватало ни времени, ни мозгов. Как его перевозить, когда у него длиннющие, в несколько метров, ветки, да еще с цветами?

И Гошка решил временно оставить его в старой комнате, вручив новым жильцам подробное руководство об уходе.

На новой квартире тоже забот было не меньше. Но заботы эти были приятные: прибить полки в своей комнате (у Гошки теперь была своя комната!), расставить книги, найти место для остального имущества, потому что на новом месте никакого сарая во дворе не было.

Дни бежали очень, очень быстро.

Однажды Гошке приснился сон, удивительный сон. Будто стоит он навытяжку перед учительницей по русскому Анной Константиновной, а она его распекает почем зря.

«Безобразие, – говорит Анна Константиновна, – если и родители начали себя вести безответственно, то что же остается делать детям! Сколько раз я вас вызывала в школу поговорить о вашем сыне!»

Гошка стоял словно ошарашенный.

«Вы сами перепутали все, Анна Константиновна, а на меня еще кричите. Нет у меня никакого сына, я сам сын! Я Егор Вовиков, а отец мой Борис Егорович Вовиков, и вовсе я никакой не отец, и нет у меня никакого сына, и никакого отца…»

Гошка окончательно запутался и замолк. А Анна Константиновна смотрела на него убийственно строго, только сейчас у нее почему-то была рыжая бородка, точь-в-точь как у того доктора, который менял гипс на его ноге. И в общем-то, Гошка не был полностью уверен, то ли это Анна Константиновна, то ли рыжий доктор. Он посмотрел еще раз: вроде бы действительно доктор, а ни какая не Анна Константиновна.

Но и доктор был не добрее к Гошке.

«Вы знаете, Вовиков, что у вашего сына высокая температура? Что у него, возможно, скарлатина, дифтерит, свинка и к тому же сломана правая рука и левая нога? Вы это знаете? Как вы могли бросить его на произвол судьбы! Мало того, что вы показываете своему сыну дурной пример – пишете такие сочинения…»

«Да подождите! Это просто ерунда какая-то! Нет у меня никакого сына, я сам сын! И при чем тут сочинение…»

Но ничего доказать Гошка так и не смог. Проснулся он среди ночи, сердце у него стучало, он так вспотел, что хоть выжимай рубашку, а в ушах еще звенели сердитые голоса доктора и Анны Константиновны.

«Какая только чепуха не приснится!» – сказал сам себе Гошка.

Он встал, пошел на кухню, достал из холодильника компот, отцедил себе в чашку жидкость, и на душе у него стало как будто полегче.

Утром Гошку почему-то мучило беспричинное беспокойство. То и дело он вспоминал глупый сон, который ему приснился сегодня ночью.

После школы Гошка пошел на старую квартиру. Его вдруг осенило: как он может переправить на новую квартиру свой орех. Он соберет во дворе всех своих друзей. Кадку можно повезти на тележке дворника, а ребята будут нести длинные ветви, как шлейф королевского платья.

«Как все просто, и почему это сразу не пришло мне в голову?» – подумал Гошка.

Когда Гошка одним духом влетел на четвертый этаж и ворвался в бывшую свою, такую знакомую и родную, но теперь совсем чужую комнату, его ждал страшный, невозможный удар: его орех, его чудесный орех Cortex с далекой Амазонки, погиб! Листья скрючились, цветы засохли.

Гошка трогал длинные вьющиеся ветви, но они ломались и крошились. Гошка рассматривал ствол, но он, раньше такой мощный и сочный, теперь напоминал сушеный корешок петрушки.

С последней надеждой Гошка бросился к бочке и раскопал корни, но они рвались в его руках, как сгнившие веревки.

Гошка не мог сдержать слез.

– Что же вы такие! – дрожащим голосом закричал Гошка. – Вы же обещали поливать, пока я его возьму!

– Я и так поливала! – сказала женщина, которая теперь жила в их комнате. – Поливала, все делала так, как ты написал в записке. Вот посмотри, если не веришь, твоя записка. – И она протянула Гошке листочек. – Вот, вот, видишь, это же ты писал: «Утром – один литр отстоявшейся воды, вечером – один литр отстоявшейся воды, два раза в неделю смахивать косточкой…»

– Эх вы, «косточкой»! Кисточкой ведь!

– Напрасно ты, мальчик, так со мной разговариваешь. Ты сам виноват! Если твое дерево такое особенное, сам бы и ухаживал за ним. И так спасибо скажи, что согласилась.