На перепутье миров

–А ну, на уколы! – затеребила ее медсестра, – быстренько на уколы! А то опять спать никому не дашь.

–Я буду спать, обещаю, – Алекс знала, как «скуют» ее сейчас эти уколы, поэтому попыталась использовать весь свой дар убеждения, – я выпила все таблетки, я спокойна, правда. Я никому не скажу сегодня ни слова, пусть даже с меня снимут последние штаны. Не надо мне уколов.

–Пошли, сказала. Буду я с тобой церемониться! А то сейчас снова привяжем и вколем не два, как назначено, а сразу десять уколов. Завтра не поднимешься с кровати.

Алекс со страдальческим видом поплелась вслед за медсестрой. Спорить и сопротивляться сейчас было бы глупейшим поступком с ее стороны.

Через полчаса она уже лежала на своей постели, голова потихоньку «ехала», как будто ее поместили в работающую стиральную машину, руки и ноги выкручивало во все стороны, мозги отказывались функционировать, и мутило так, как будто она съела протухшую рыбу. Все эти ощущения не давали уснуть. А крики Маринки из наблюдательной палаты: «Тетенька, тетя, я боюсь, боюсь, боюсь!» добивали окончательно.

Алекс, постанывая, долго крутилась на постели, то садилась, то вновь ложилась, продолжая «вертеться в центрифуге», пока, наконец, сон не одолел ее вконец.

–Доченька, – была глубокая ночь, когда ее начала теребить за плечо Ирина Авраменко, шизофреничка и клептоманка, – доченька, ты не бойся, войны не будет. Я с Гитлером договорилась.

–Оставь меня в покое, пожалуйста, – голова у Алекс болела и тошнило, как после пьянки, – Бог с ним, с Гитлером. Пусть что хочет, то и делает.

–Да ты что! – глаза Ирины округлились, – да зачем же надо наших детей убивать? Нет, я уже договорилась, Гитлер сказал: «Хорошо, Ирина, войны не будет».

–Молодец, Ирина! Миротворец ты наш! Честь тебе и хвала! А теперь можно поспать?

–Нет, надо собираться ехать в Египет, – кажется, больная вовсе не собиралась оставлять Алекс в покое, она даже попыталась влезть к ней под одеяло. Алекс грубо оттолкнула незваную гостью.

– Вчера звонил твой отец, – Ирина заговорщицки наклонилась прямо к лицу Алекс, – Ты же знаешь, дочка, кто твой отец?

–Нет, не знаю, да и не горю желанием узнать.

–Твой отец – артист из телевизора. Ты такая же красивая, как он, вот я тебя и люблю больше всего, а остальных, – она обвела рукой палату, – не так люблю, и в Египет их не возьму.

Алекс захотелось стукнуть надоедливую ночную собеседницу, но все тело было ватным, и совершенно не слушалось.

–А остальные у тебя от кого? – оставалось только поддерживать разговор.

–Вон те – от директора города, те – от его заместителей, а эта – от доктора Ивана Алексеевича…

–Слушай, ты, мать-героиня, а ну-ка пошла отсюда, – на одной из кроватей от шума проснулась молодая белокурая женщина, – ты долго здесь запаривать будешь, спать мне не давать?

–Доча, я к доче…

–Иди, давай, – недовольная больная, резко схватив с тумбочки железную кружку, с силой бросила ее Авраменко в лицо. От удара у той тут же выступила кровь.

–Ой, не надо, доча, – Ирина, вытирая рукавом разбитый нос, с испугом отодвинулась к двери палаты.

–Вали, тормознутая, отсюда, Каждую ночь одна и та же история: то крадешь, то спать не даешь.

–Дурочка! Я все мамке расскажу.

–Ах ты… – больная вскочила с кровати, Авраменко начала удирать, но та быстро настигла ее и стала со злобой лупить по всем частям тела, по которым только попадала.

–Ой, ай, о-е-ей! – Ирина даже не отбивалась, а только прикрывалась руками…

–Спасибо,– поблагодарила Алекс молодую женщину, когда та, выкинув Авраменко из палаты, вернулась на место.

–Не за что, – ответила драчунья.

– Я бы и сама ее усмирила, да напичкали лекарствами так, что и шевельнуться не могу.

–Бывает. Меня, правда, не кололи, но таблетки заставляли глотать лошадиными дозами. Я сначала пила, а потом подумала, что я так и дуба дам, и стала их под язык прятать, а потом в унитаз выбрасывать. Тебе сложнее – укол под язык не спрячешь.

–Да вот же. Я думала, как-бы от них отвертеться, да так ничего и не придумала.

–Ты здесь, кажется, тоже на «принудиловке»? За убийство, я слышала?

–Да один козел про меня такую парашу по всему городу пустил, что и на голову не наденешь. Знал же, сука, что со мной связываться опасно.

–А я за распространение наркотиков, – женщина достала из-под подушки пачку сигарет, вытащила одну и закурила.

–Раньше здесь не разрешали курить в палатах, – заметила Алекс.

–Да и сейчас не разрешают. Только я плевать хотела на их разрешения. Что они мне могут сделать? Привяжут к кровати? Мне эти их «суровые» меры «до задницы». Кстати, меня зовут Лена. Лена Кошкина. Ну, все, давай спать. А завтра придут врачи, ты им скажи, что после уколов бешеной становишься, убить можешь, так они тебе, может, таблетки пропишут?

–Ага, или «браслеты» оденут и на цепь посадят, – со смехом ответила Алекс.

Буквально через секунду Лена громко захрапела.

Алекс задумчиво посмотрела в окно. Там было совсем темно и тихо. Сумрак безлунной осенней ночи был безлик и спокоен. Он навевал грустные мысли, будил старые забытые воспоминания. Всплыло в памяти худощавое лицо молодого красивого мужчины.