На переднем крае. Битва за Новороссию в мемуарах её защитников

…Многомиллионный до войны Донецк сейчас вымер. Как там в песне: «У меня еще есть адреса, по которым найду голоса.» Почти все знакомые до войны люди выехали кто куда. Ты можешь ехать вдоль главных транспортных артерий столицы шахтерского края, мимо знаменитой Донбасс-арены — зеркального чуда современных строительных технологий и видеть в зеркале витрин закрытых, как один, магазинов, только одно лицо — отражение своего собственного. Крайне редкие прохожие — почти все ополченцы, чаще по форме, иногда в гражданке — но мы так давно взаимодействуем здесь, что сразу узнаем друг друга: если не в лицо, то по характерной поступи, настороженности и решимости взгляда. Ополченцы — немногочисленные стражи этого заколдованного города. Дети, женщины, старики — почти все уехали, и только бойцы на улицах обеспечили им возможность эвакуироваться в Россию, не дали фашистским нелюдям ворваться в город и учинить звериную расправу над местным мирным населением. Недавно кто-то из высоких чинов хунты, не помню точно, кто именно, проболтался: «На Донбассе полтора миллиона лишних жителей!» Что они делают с «лишними» мы уже хорошо видели на примере Одессы, Мариуполя, взятого Славянска и множества других мест. Там было продемонстрировано, что было бы с местным мирным населением, если бы не угрюмые немногочисленные ополченцы. Теперь враг, не смея вступить в открытый бой, беспрерывно «кошмарит» наш город артиллерией. Вчера вечером, по моему ноуту пожилой ополченец беседовал через скайп со своей дочерью — в далекой Самаре. Она плакала от волнения за нее, он утирал слезы от радости, что видит ее, я вклинился в разговор и позволил себе похвалить этого человека, сказать, что во время крайнего выхода он, санинструктор своей роты, спас множество жизней, что дочь может им гордиться. А потом дочь со своим мужем показывали нам по скайпу видеозапись — УЗИ еще неродившегося ребеночка, внука этого ополченца. Ребеночек возился в овале стенок матки и смешная трогательная головка кивала в такт его перекатам. Умиление переполняло наши сердца — умиление и умиротворение при виде этого крошечного человечка, за право на жизнь которого мы все сейчас здесь воюем. Полный светлых чувств я вышел на балкон. И вдалеке, на ночном небосклоне расцвели и стали медленно снисходить на землю огромные белые грозди невиданного салюта. Это были начиненные белым фосфором снаряды «Града». Они были сброшены противником на Ясиноватую, с блокпоста которой для меня началось все в нашем движении.

И вот теперь на улице — свежие воронки и скошенные осколками кроны деревьев медленно утрачивают свою зелень на раненом асфальте. Вдалеке уже привычно грохочут разрывы, и чудным диссонансом с ними — шарканье метлы. Пожилой, высокий и худой, угрюмый мужчина с больной ногой старательно метет тротуар, отодвигая срубленные ветки. В этом по виду бессмысленном занятии скрыта мощь глубинного смысла: торжество порядка над хаосом, созидания над разрушением, стремления к добру и миру — над телесной немощью, болезнью и своим одиночеством. Проходя мимо, невозможно удержаться и не отдать ему воинское приветствие: я вскидываю сомкнутый кулак, и он, преобразившись, расцветает сдержанной приветливой улыбкой, поднимая над головой жилистую, изношенную трудами руку — также в кулаке, в нашем интернациональном, антифашистском приветствии.

Спокойная, скромная гордость за своих дорогих земляков разливается в душе теплой волной. И уходит, пробитая колючим шилом телефонного звонка.

— Алло? Надя, что ты, не плачь Надя! Как Одесса? При каких обстоятельствах?

Высокий, всегда юморной и очень толковый боец. Одессит с соответствующим позывным. Всегда уравновешенный, спокойный, очень толковый. Когда мы спасали мирное население, он ловко водил наш бусик, не теряя оптимизма в кромешной тьме, спешке и огне пожаров. Мы договорились, что после войны едем к нему в гости. Теперь уже не поедем.

Он убит в перестрелке в районе Ясиноватского поста.

У него был перелом ноги — голеностоп. я ему много раз говорил: «Тебе надо отлежаться! Пять недель минимум!» Он мягко, иронично улыбался над ничего не понимающим лекарем, и уже через неделю после перелома, натянув на ногу высокий берц, ловко пилотировал бусик и, припрыгивая, бегал с автоматом. Если бы он послушал меня, возможно, остался бы жив.